Глава 6.
Дорога к новому месту службы шла кружным путём, продолжительностью два месяца.
Служебные и житейские будни офицера внутреннего военного округа.
Потребность повышения военных знаний.
Поступление и учеба в Военной Артиллерийской Командной академии.
Ленинград, с двумя сторонами жизни которого пришлось столкнуться во время учебы.
Переезд в Киев и окончание учебы.
В Уральский Военный округ (УрВО) из нашей части были направлены для дальнейшего прохождения службы помимо меня ещё три офицера с семьями. Это, уже упоминавшиеся С. Якимович, А. Ширшов и Г. Зуйков. По договорённости и в соответствии с Предписаниями 17 июля мы прибыли в г. Свердловск (ныне Екатеринбург) в штаб УрВО.
В управлении кадров округа нашему прибытию на удивление были рады: округ испытывал острый дефицит офицеров звена взвод-батарея (рота) и наше появление в какой-то мере заполняло клеточки их вакансий. Нас не стали спрашивать, кто и куда желает ехать служить, а почти с ходу определили нам должности и места службы. По всей видимости нас направляли туда, где была наибольшая потребность в таких кадрах. Что касается выбора, то если бы даже спросили наше желание, мы едва ли могли его внятно выразить, так как совершенно не знали, где жизнь и служба лучше, а где хуже.
Утренний доклад дежурного. Камышлов. 1957 г.
Меня направили командиром батареи в отдельный зенитный артиллерийский дивизион, входивший в состав 61 механизированной дивизии (мд), которая дислоцировалась в г. Камышлове, что в 120 км восточнее Свердловска и в полусотне километров от географической границы Европа - Азия. Но в это время дивизии там не было. Она в полном составе, как и все войска округа по сложившимся традициям Русской и Советской армии, выводилась в этот период в летние лагеря, которые находились в 70-80 км южнее г. Челябинск. Удивительна природа Южного Урала. Здесь горы Уральского хребта понижаясь, постепенно переходят в равнинно-холмистую местность с небольшими вкраплениями лесных массивов и каскадом живописных озёр с кристально чистой водой (Чебаркуль, Тургояк, Кисегач, Мисяж и др.). Эту местность с прекрасными подъездными путями можно считать очень удобной для размещения войск лагерем. А если учесть малую её заселённость, что позволило иметь здесь большой полигон для боевых стрельб и проведения учений, то она для войск была просто идеальной.Дивизии располагались невдалеке или рядом с озёрами. 61 мд, куда я получил назначение располагалась на берегу оз. Мисяж. Оно было меньше других озёр, но очень богато рыбой, которую здесь разводил и добывал местный совхоз. В свободное время я в последующем часто наведывался на заросший камышем берег озера и за 20-30 минут (на крючек с хлебным мякишем) всегда добывал на жаркое прекрасных карпов. Части дивизии размещались отдельными палаточными городками.
Поездом за полсуток мы добрались от Свердловска до Челябинска, а оттуда электричкой до станции Мисяж, которая находилась на противоположном берегу озера. Там нас с А.Д. встретили и отвезли в штаб дивизиона, а мои коллеги - теперь уже бывшие сослуживцы, поехали в свои части, так как всех нас направили по разным дивизиям.
Временно нас поселили в штабе, который располагался в деревянном строении, типа барака, в центре палаточного городка дивизиона. Строение было разгорожено досчатыми перегородками на отдельные комнаты-кабинеты для командования, офицеров штаба и служб. От времени перегородки рассохлись и между досками зияли такие щели, что можно было просунуть руку, поэтому перегородками их следует считать условно. В одной из них я оставил Антонину Дмитриевну с чемоданами, а сам пошел представляться начальству. Командира части майора И.Ф Окопного я разыскал в парке (парк - место размещения техники). Здесь же находился начальник ПВО дивизии (тогда эта должность называлась по другому - “Заместетель командующего артиллерии по Зенитной артиллерии”) п/п-к А.Ф. Слободчиков. Представился. Они формально поинтересовались моей службой, семейным положением и сразу же предложили принять учебную батарею, командир которой убывал на учебу в академию:
- У нас есть несколько вакантных должностей, но мы предлагаем вам учебную батарею, - сказал майор Окопный оглядываясь на п/п-ка Слободчикова, - опыт работы с таким специфическим подразделением у Вас есть и в данном случае он здесь может пригодиться.
Несколько удивило меня то, что начальство даже не поинтересовалось, где и как я разместился и какие у меня проблемы; не рассказали о своей части, как это обычно бывает, о её традициях и задачах. Позже, поговорив с офицерами, я разобрался со своеобразием организации дивизиона и его состоянии. Он был четырёхбатарейного состава, где две батареи были полного состава, а две - кадрированные. В последних были только командир, расчет (операторы) РЛС, механики-водители тягачей и вся положенная по штату техника. Кроме линейных батарей была учебная батарея и подразделения обеспечения и обслуживания.
Удивительным было и то, что на некоторых должностях командиров батарей (правда, кадрированных), были офицеры, только окончившие училища. Вспоминая прежнюю службу, становится обидным: там офицеры в должностях командира взвода ходили там по 5-7 и более лет, хотя по своему уровню были достойны выдвижения. Но продвигаться было некуда: командиров батарей и офицеров штаба, как правило, присылали по замене, поэтому они и тянули лямку взводного долгие годы, некоторых из них сразу уволили при первом же сокращении Вооруженных сил, как бесперспективных.
На вооружении части была разнокалиберная техника: две батареи имели 85 мм зенитные пушки с радиолокационными станциями орудийной наводки, остальные - 37 мм зенитные автоматические пушки.
Офицеры дивизии жили семьями в домиках летнего типа, которые располагались несколько в стороне от палаточных городков частей, но на всех жилья не хватало. Наверное, исходя из этого, начальство, когда я ему представлялся, “дипломатично” не поднимало жилищных вопросов, думая: авось как-нибудь всё само собой образуется. В последствии я понял, что если бы даже было в дивизии свободное жильё, мои начальники всё равно ничего бы не предприняли, чтобы обеспечить прибывшего офицера местом для проживания. Командир части майор Окопный, как человек был простой в общении, в какой-то мере даже добрый, но очень боялся вышестоящего начальства и старался как можно реже попадаться ему на глаза. П/п-к Слободчиков, вопросами которые не касались его лично, никогда не занимался и так же, как Окопный, не пошел бы к командиру дивизии или начальнику политотдела ходатайствовать за подчиненного офицера.
Продолжая жилищную тему, мне следовало бы наверное самому сразу поднять жилищный вопрос, тем более начальник штаба части дал понять, что в штабе жить не положено и надо поскорее освободить помещение. Однако я, не разбираясь в обстановке, считал не тактичным сразу по прибытии поднимать это вопрос.
Учебная батарея была небольшого состава, порядка 40-50 человек и готовила младших командиров для зенитных подразделений дивизии. Служба в этой должности мне была хорошо знакома, и я без какой-либо раскачки приступил к исполнению обязанностей, планируя учебный процесс на неделю и, проводя с командирами взводов, ежедневно по 4-6 часов занятий. Помимо этого, по 3-4 раза в неделю присутствовал на “Подъеме” и “Отбое” личного состава, чтобы лучше с ним познакомиться, проконтролировать выполнение распорядка дня и предъявить при этом свои требования по неукоснительному его выполнению.
Через месяц-полтора после нашего прибытия дивизия подверглась всесторонней проверке с мобилизационным развертыванием всех частей и подразделений до полных штатов за счет призыва солдат и сержантов из запаса и пополнения недостающей техники (в основном автомобильной) из народного хозяйства. Мою батарею развернули как линейную с доукомплектованием резервистами. На слаживание батареи почему - то отвели всего один день, а в ночь по тревоге дивизию вывели на тактическое учение с боевыми стрельбами частей. За такой короткий срок сколотить батарею, как и любое другое подразделение невозможно.
За это время мы с командирами взводов сумели только познакомиться с призывниками, расставить их по должностям и ознакомить их с обязанностями, так как многие из них уже давно уволились из армии, а некоторые были призваны не по специальности. Облегчило сложившуюся ситуацию то, что почти половина батареи была из курсантов, которые отлично знали все обязанности номеров расчетов, поэтому они по ходу учения обучали призванных.
В целом это учение и проверка для нашей части прошли удачно, а я получил хороший опыт полевой выучки и мобилизационного развёртывания в низшем звене армии. На прежнем месте службы подобных учений не проводилось, так как основной задачей тогда было прикрытие аэродромов, а это значит стационарное размещение на позициях с небольшим маневром в случае необходимости на запасные ОП или выезд на полигон для проведения плановых стрельб. Здесь задача была иной: необходимо было прикрывать от ударов “противника” с воздуха части дивизии во всех видах её действий, при перемещениях и манёвре. Поэтому батареи нашей дивизиона должны быть всегда в боевых порядках общевойсковых частей.
Группа офицеров.Никольский, Баранов, Субботин и др.
Учение, помимо опыта, запомнилось и многими поучительными эпизодами, среди которых были курьёзные. Так, на одном из завершающих этапов учения меня вызвали на КП дивизиона, где командир лично должен был поставить задачу на дальнейшие действия. В палатке кроме командира дивизиона майора Окопного находился командир 2-й батареи капитан Д.М. Топольсков, тоже вызванный для получения задачи. Командир в общих чертах обрисовал обстановку и поставил нам задачи в такой расплывчатой формулировке, из которой трудно было понять, что же нам делать. Мы попросили уточнить задачу, особенно по времени действий.- Что Вы такие бестолковые? - возмутился командир дивизиона, - Вам каждую деталь надо разжевывать. Вы должны мысль командира схватывать на лету и не задавать дурацких вопросов !
Топольсков возмутился и дал понять командиру, что тот не знает обстановки, а поэтому и не может четко поставить задачу. Началась перепалка, но до оскорблений пока дело не доходило. Я в их полемику не стал вмешиваться, все же я здесь человек новый, а они уже давно служили вместе. Командир в пылу дискуссии привел примеры из опыта ВОВ, в том числе и как воевали немцы. Среди одного из примеров у него прозвучала фраза о том, что Гитлер был хотя и незаурядный человек, но мы его одолели. Вот здесь Топольсков взорвался:
- Ах, ты сволочь, - прорычал он, - Вот я тебя и раскусил! Значит Гитлер незаурядный, умный, а мы советские люди - дураки, лапотники... Да, я тебя за такую хвалу нацисту-фашисту, который столько бед принёс народам, прибью на месте!
Он схватил стоящий на столе фонарь и бросился на Окопного. Тот отскочил за стол, крича:
- Товарищ Субботин, товарищ Субботин, уймите этого бандита, уймите... Мне потребовались большие усилия, чтобы остепенить своего коллегу. Но и дорогой, пока мы шли к машинам, он не мог успокоиться.
Топольсков был личностью не ординарной. Родом из донских казаков, высокого роста, всегда подтянут и аккуратно одет какую бы форму одежды он не одевал; он обладал быстрой реакцией на возникшие ситуации и необузданным взрывным характером, особенно, по отношению к начальству и солдатам - нарушителям дисциплины. В последнем случае он мог применить и физические меры “воспитания”. Если нарушитель дисциплины при этом остро реагировал на его меры воздействия, он остывал:
- Ну, ты что обиделся на меня или тебе больно? Если хочешь ударь меня дурака, ударь.., я не обижусь - и подставлял свою физиономию.
Присутствующие взрывались хохотом, смеялся и виновник.
- Да я и не обижаюсь, сам виноват.
- Вот и хорошо, больше так не делай.
Большим его личным недостатком была неприязнь и какая-то патологическая агрессивность по отношению к начальникам, подозрительность к ним. Вспоминаю случай, который с юмором воспринялся нашим “шанхаем” - семьями, которые жили в домиках, рядом с палаточным лагерем. Жена капитана Г., которого я заменил, в связи с его отъездом в академию, оставалась после отъезда мужа по прежнему жить здесь. Прошел слух, что к ней по ночам часто наведывается наш старший начальник п/п-к С.
Д.Топольсков этот слух без внимания не оставил и целую неделю ночами сидел в засаде, надеясь прихватить любвеобильного начальника, который, кстати, жил недалеко со своей законной женой. И такого момента дождался. Однажды поздней ночью п/п-к С. в трусиках просеменил мимо него к своей пассии. Как только он вышел от неё, поправляя трусики, Топольсков тут как - тут. Он, схватил растерявшегося Дон Жуана, зажал его в угол у её двери, надавал ему тумаков с соответствующими нравоучениями и напоминаниями о нормах морали. Пострадавший вроде бы даже не обиделся на тумаки и полученные синяки, а только умолял никому об этом не говорить.
- И не подумаю. Всем завтра же расскажу о твоей аморальной личине.
Действительно, он несколько дней ходил с довольной физиономией и всем подряд рассказывал о происшедшем. Неуважительное отношение к начальникам дорого ему обходилось по службе. Так, батареей он командовал более 10 лет, хотя по уровню знаний и служебным характеристикам, он был значительно выше тех, кого выдвигали. Я с ним был в приятельских отношениях. Заезжал он к нам и в Киеве, когда я учился там в академии.
Перед убытием на учение начальник штаба категорично потребовал освободить комнату, которую мы занимали с Антониной Дмитриевной.
- А где мне жить?
- Ищите, добивайтесь. Лично я ничем помочь не могу.
Командир дивизии на мое обращение тоже заявил, что у него свободного жилья нет. Пришлось развернуть палатку рядом с солдатскими, перетащить туда вещи и поселить в ней молодую жену. На вопрос: боится ли она жить в палатке среди солдат? Она с юношеским задором заверила, что никого и ничего она не боится. После окончания учений я пришел в свою палатку, а там пусто: нет ни жены, ни вещей. Начал искать. Оказалось, что жены офицеров, узнав о проживании среди солдат жены прибывшего офицера, взяли над ней шефство и гурьбой пошли к начальнику политотдела дивизии. Они настояли, чтобы он принял соответствующие меры. Меры были приняты и выход из положения был найден... Нашел я свою супругу живущей в отдельной квартире (половина домика) в полном здравии и в хорошем настроении.
Лидия Дмитриевна приехала навестить Субботиных в Камышлов. 1957 г.
В сентябре закончился лагерный сбор, и части дивизии железнодорожным транспортом двинулись к месту постоянной дислокации. Наша часть тоже вместе с семьями погрузилась на ст. Мисяж в отдельный эшелон и отбыла в Камышлов. Семьи ехали в середине эшелона в отдельном товарном вагоне, где естественно никаких удобств не было. Но других вагонов нам не предоставлялось, поэтому пользовались тем, что есть, благо ехать надо было около полутора суток.Город Камышлов - старинный уральский городок с населением порядка 15-20 тыс. чел., расположен на берегу р. Пышма. Он занимал выгодное положение на Сибирском тракте и являлся большой станцией на транссибирской магистрали. До прокладки железной дороги это был процветающий город после Екатеринбурга, но с её постройкой он несколько снизил свое значение, но, тем не менее, остался важным перевалочным пунктом на пути в Сибирь и оттуда в Европу.
Дивизия размещалась на возвышенной окраине города и её расположение было огорожено двухметровым досчатым забором, но постепенно она начала перебазироваться отдельными частями в военный городок, строящийся в 25 км севернее Камышлова в поселке Еланском. К концу нашего пребывания в Камышлове, в старом городке остались лишь штаб дивизии, зенитный полк и отдельные мелкие подразделения дивизионного подчинения. Через несколько лет к новому месту перебазируется и штаб дивизии.
Личный состав располагался скученно в одноэтажных деревянных и двухэтажных кирпичных (две) казармах. Спальные места - двухярусные кровати. Офицерский состав с семьями жили сразу же за ограждением городка в нескольких двухэтажных домах и в одноэтажном кирпичном доме барачного типа. Жилья для всех не хватало, поэтому некоторые семейные офицеры и сверхсрочнослужащие, а также все холостые, снимали себе комнаты в городе. Мы с А.Д. временно поселились в одной из комнат нашей санитарной части, где для нормальной жизни ничего не было: ни кухни, ни воды, ни туалета .После полуторамесячных мук жизни в санчасти удалось получить настоящее жильё: 12 метровую комнату в упоминаемом выше бараке, чему мы были очень рады. Наконец-то у нас появилась законная жилая площадь. Нам удалось её обставить необходимой мебелью, полученной в КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть), а это - стол, табуретки (солдатские), топчан и кровать; с этого момента уже можно было работать спокойно, не думая о размещении, тем более у нас должен был появиться ребёнок.
Барак представлял из себя приземистое жилое строение коридорного типа с одним входом, где по обе стороны коридора располагались комнаты. Всего комнат было не менее 25. Комнаты были примерно одинакового метража, поэтому претензий на большую площадь ни у кого не возникало. Ввиду того, что все вещи жильцов, особенно габаритные, в комнатах не вмещались, их выносили в коридор, развешивали на стены и ставили на пол у своих дверей, поэтому стены были увешаны тазами, детскими ваннами, велосипедами и прочей утварью, а на полу вдоль стен стояли ящики, мешки, невошедшая в комнату мебель – в общем, интерьер был похлеще того, когда показывают в кино старые коммунальные квартиры.
Общественной кухни в бараке не было и пищу все готовили в своих комнатах на печи, но чаще всего на керогазах, которые работали не качественно, дымили и часто выходили из строя. Отопление комнат было дровяным. Дрова заготавливали централизованно с индивидуальной оплатой. Пилили дрова самостоятельно и с привлечением солдат, у кого они были в подчинении. Распиленные дрова складировались в сараи, которые выделялись каждому персонально с получением комнаты и располагались невдалеке от дома. Оценивая тот период с современных позиций, понимаешь какие тяготы и лишения приходилось испытывать офицерам и их семьям, живя во внутренних военных гарнизонах России. Взять хотя бы воду: её не было. Воду привозили каждое утро и наш рабочий день начинался с зычного крика водовоза: “Вода! Вода! Вода!”. Кто не успел набрать воды или её оказалось мало, вынужден был идти за ней сам к ближайшему колодцу, который находился в 1 км от наших домов. Через год в городке пробурили скважину и хозспособом провели водопровод, однако вода оказалась ржавой и непригодной к пище и для стирки. Её можно было использовать только для мытья полов. Туалет был общим и располагался в 50 метрах от домов. Баня - только в городе, в 2-3 км. Магазин и рынок - тоже в городе. Правда, в нашем городке был свой военторговский магазин, но ассортимент товаров в нём был ограничен и не всё, что надо для повседневной жизни, можно было купить.
Несмотря на массу бытовых неудобств, жильцы нашего барака жили дружно, взаимно помогая друг другу и выручая в трудную минуту. Ссор и серьёзных конфликтов между собой не было. Следует отметить, что описываемые условия жизни, для того времени были вполне приемлемыми и никто не сетовал на необустроенность быта. Напротив, получить комнату, даже в таком строении как наше, считалось за благо.
Через год жилищные условия нам улучшили: дали комнату 16 кв.м. на 1-м этаже рядом стоящего ДОСа (Дом офицерского состава). Для нас это был, можно сказать, рай: просторная комната в двухкомнатной квартире, где имелась большая кухня (12 кв.м.) с плитой, отапливаемой дровами. Что еще надо для нормальной жизни? Правда, остальные бытовые условия оставались прежними. Соседи - Марк Моисеевич (майор, врач полка) и Сара Исааковна Левины с двумя детьми занимали примерно такую же комнату, как и мы.
Конец года оказался исключительно напряженным. Помимо переезда из лагеря и решения жилищной проблемы, завершался учебный год с выпуском сержантов из учебной батареи, программу обучения которых по разным причинам, пришлось форсировать; необходимо и лично подготовиться к зиме: заготовить дрова, картошку и другие овощи, так как в магазинах ими не торговали; напряжение было и с ожиданием первенца. На всё это наложилась еще и месячная командировка в Свердловск на Парад в связи с юбилеем Октябрьской революцией.
По заведенной традиции в областных центрах, где были войска, особенно там, где располагались штабы Военных округов, в честь Октябрьской революции, а также 1-го мая, а иногда и 9-го мая (по юбилейным датам), проводились парады. Наша механизированная дивизия в этот раз участвовала в параде сводным батальоном, как мотопехота, на автомобилях. Наша часть выставляла одну роту. Для этих целей выделили меня с батареей, усилив её до необходимого комплекта солдатами из других подразделений.
Всему батальону выделили новые, только что пришедшие с завода, автомобили ГАЗ-51 и мы на них своим ходом двинулись в Свердловск, одновременно проводя их обкатку. В Свердловске нас разместили в казармах на Уралмаше и оттуда мы почти каждую ночь ездили на центральную площадь города тренироваться. Само участие в параде не представляло особых сложностей: необходимо было, чтобы солдаты и сержанты были аккуратно и по форме одеты, сидели прямо с карабинами в руках и по команде старшего в кузове должны одновременно повернуть головы в сторону трибуны, где стояло руководство округом и области. Мне и другим старшим машин, что сидели в кабинах рядом с водителем, было ещё проще: при подъезде к трибуне необходимо было приложить руку к головному убору и повернуть голову. Основную сложность представляла подготовка водителей. Одно дело, чтобы машины были исправны, а второе - держать в ходе движения строгое равнение, выдерживая установленные интервалы и дистанции. Обязанностью старших машин было и то, чтобы следить за этим. Поэтому основной смысл тренировок и заключался именно в подготовке водителей, которая, как я уже говорил проводилась по ночам. В этом и была сложность: ни сна, ни отдыха: ночью тренировки, днём - занятия с солдатами. Однако должен признаться, что отдых, вернее культурный отдых, был, при том очень насыщенный и интересный. В свободные дни нам показывали все достопримечательности Свердловска, его основные заводы, в том числе и цеха Уралмаша. Показали и знаменитый Ипатьевский дом, который в последствии по указанию Ельцина, желавшего хоть в чем-то, но отличиться, был разрушен, а жаль: ведь это памятник истории нашей страны.
Отпуск удалось получить лишь в декабре. В это время должна была разрешиться А.Д., тем не менее мы рискнули ехать в Абакан, где на первых порах после родов, была обеспечена необходимая помощь и поддержка. Зима на Урале и в Сибири всегда суровая, поэтому 3-х дневный путь в Абакан с пересадкой в Ачинске было в нашем положении делом не лёгким и рискованным. Если до Ачинска мы ехали в относительно сносных условиях, то от него до Абакана ехать было сложнее. Там ходили поезда со старыми вагонами, которые фактически не отапливались. Да и натопить такой вагон трудно. Он с двух сторон был обшит тонкими досками (вагонкой), которые тепло не держали. А был ли между ними утеплитель, трудно сказать; если и был, то самый мизерный слой. Выдержать беременной 18-ти часовую дорогу в таких условиях было тяжело. Нам помогло то, что проводник дал несколько одеял, что дало возможность держать беременную более-менее в тепле.
Дом родителей в Абакане по ул. Розы Люксембург.
В Абакан мы добрались благополучно, а через сутки после приезда Антонина Дмитриевна разрешилась дочерью - Леной. Декабрь месяц - разгар зимы, которая в этот год была суровой, поэтому доставить их домой из роддома оказалось проблемой: нести новорожденную на руках по морозу было рискованно, да и роженица не смогла бы в таких условиях одолеть расстояние порядка 2 км (такси в городе тогда не было). Выручила Екатерина Антоновна. Директор Учебного комбината, где она подрабатывала помимо школы, дал ей для этой цели свою персональную “Победу” и мы без помех прибыли домой. Когда их привезли из роддома, то не знали, куда маленькую положить: температура в доме была не выше 12-140 С. На первых порах ребёнка пришлось держать, как это всегда водилось в Сибири, на русской печи, где было тепло, хотя, может быть, и не совсем уютно.Через 15 дней, когда Лена окрепла, мы отправились в обратный путь - в Камышлов, куда прибыли вечером в канун Нового года - 31 декабря. Наши “аппартаменты” за время отсутствия так остыли, что температура в комнате была такой же как и наружи. Остыла и печь. Как я не старался растопить её, сделать это мне не удавалось, она только дымила. Пришлось своих женщин определять к соседям, а самому заниматься печью. С соседями - супругами Ивановыми, у которых, кстати, в декабре тоже родилась дочь и тоже Лена, мы и встретили 1957 год.
С родственниками-абаканцами.
1-ряд: Антонина Дмитриевна с Владиславом, Н.Рагулина с Леной, ?, Дора- жена Владимира, Антон Иванович, Павел Рагулин. 2-ряд: Илья Кабаев,?, Елизавета Ивановна, ?, ?, Сергей Федорович, Владимир Николаевич, Мария - жена С.Ф. 3-ряд: ?, Федор Иванович, Александра Варламовна, Виталий Антонович, Л.Доленко, Анастасия, Григорий Антонович, ?.
В новом году в нашей дивизии произошли большие изменения. Её переформировали из механизированной в танковую, с соответствующей штатной структурой. Так, наш дивизион развернули в зенитный артиллерийский полк (зенап). Шла реорганизация войск и очередной виток поднятия роли и веса противовоздушной обороны в масштабе ВС и страны в целом. Учебную батарею, которой я командовал, расформировали, а мне приказали принять 1-ю (линейную) батарею. Она была развернута до полного штата и имела в своем составе более 100 человек.
Сложность работы на новом месте я видел только в одном: в батарее на вооружении была старая, физически и морально изношенная техника, прошедшая ВОВ. Такую технику чрезвычайно сложно содержать в боеготовном состоянии. Это 85 мм зенитный артиллерийский комплекс, где исключение представляла РЛС - станция орудийной наводки (СОН), которая была его новым элементом. Особенно трудно было с этой техникой на полигоне во время проведения боевых стрельб, когда сбои в работе возникали в самый ответственный момент. Но хуже всего было с кабельным хозяйством. Оно было настолько изношенным, что из-за внутренних порывов, приходилось проверять при подготовке стрельбы почти каждый сантиметр силовой передачи.
Через год муки с этой техникой закончились. Полк перевооружился на новую технику: для каждой батареи получили новый зенитный артиллерийский комплекс (ЗАК) С-60, в составе 6-ти 57 мм зенитных автоматических пушек, радиолокационной станции орудийной наводки СОН-9, стереоскопического дальномера Д-49 и прибора управления огнём ПУАЗО-6. Помимо них поступили и новые гусеничные тягачи АТЛ и АТС (первые для транспортировки орудий, вторые - СОН-9).
Эта материальная часть была на уровне лучших зарубежных аналогов, если не лучшим, и по эффективности стрельбы по воздушным целям превышала предыдущие образцы в 2-3 раза. Полученный ЗАК был всепогодным и мог работать как в полуавтоматическом, так и в автоматическом режимах. Исходные данные для стрельбы, как команды управления, вырабатывались в ПУАЗО-6 (упрежденные азимут и угол места) по информации о цели, получаемой от СОН-9 и от дальномера Д-49 (дальность). Они передавались с помощью электрической синхронной передачи на орудия, где следящие силовые приводы отрабатывали эти команды, автоматически или полуавтоматически (с помощью расчета) наводили орудия в упрежденную точку в соответствии с движением цели. Огонь открывался по команде командира батареи (огневого взвода, орудия), подаваемой голосом или флажком. В последствии ПУАЗО, СОН и дальномер были объединены в единый Радиолокационный приборный комплекс РПК-1 (“Ваза”).
Служба в УрВО отличалась от прежней своей динамичностью, полевой направленностью и, как следствие, частой оторванностью от дома. Помимо учений, которые проводились не менее 2-х раз в год, были различные сборы таких категорий как моя, которые проводились или в Еланском (новое место дислокации основной части дивизии), или в Свердловске; а также выезды на полигон: летом - на 3 месяца, зимой (февраль-март) - на 30-40 дней. Как видим, значительная часть службы (более 4 месяцев) проходила на полигоне. По физической и психологической напряженности, наиболее сложным был зимний период с выездом на полигон для проведения боевых стрельб. Конец февраля характерен для южного Урала сильными ветрами и крепкими морозами, что создавало дополнительные трудности для жизнедеятельности в полевых условиях. Так, в первый свой зимний выезд на полигон расстояние 12 км от ст. Мисяж до полигона, мы преодолевали около суток: расчищаемую дорогу метель задувала буквально за несколько минут, заваливая её сугробами, которые ни одна машина преодолеть не могла. В последующие годы, когда у нас появились новые тягачи, передвигаться было легче, но всё равно проблемы оставались.
На полигоне личный состав, в том числе и офицеры, располагались в палаточном лагере, который отличался от летнего тем, что натягивались не одинарные, а двойные палатки и в каждой устанавливалась железная печь. Тепло в палатке было только тогда, когда топилась печь. Неоднократно бывали случаи, когда в сильный мороз истопник так раскалял печь, что вспыхивала палатка и за несколько секунд от неё ничего не оставалось, кроме нар со спящими солдатами. Большей частью такое случалось ночью. Но чаще бывали случаи противоположного характера, когда истопник засыпал у печки, она гасла и температура внутри палатки и снаружи уравнивались в течении нескольких минут. Здесь никакого командирского внушения виновнику не требовалось, ему доставалась от сослуживцев, но тем не менее такие случаи повторялись.
В длинные вечера, выполнив свои дела, офицеры, как и солдаты, сидели в полутёмных палатках, играли в карты, большей частью в преферанс или Кинг, велись разговоры на разные темы, а если позволял свет, то можно было почитать и книгу. Для разрядки наведывались в соседнюю деревню Кугалы (в 4-х км от нашего базирования), где в любое время дня и ночи можно было взять водки. Иногда вечером в субботу или утром в воскресенье ездили в Челябинск, но с таким расчетом, чтобы к обеду в воскресенье быть на месте. Кугалы - достаточно большая деревня с интересным конгломератом жителей. Мне казалось, что там проживают представители всех национальностей, населявших СССР. Как они там собрались, даже трудно представить: русские, татары, башкиры , украинцы, белорусы, казахи и др. Но на удивление все они жили дружно. Это я могу судить по застольям. Если к кому-то пришли гости и там намечается застолье, то сразу же туда начинают собираться соседи и другие жители деревни, принося с собой разносолья и собственную выпивку - брагу. После первой стопки - песни, пляски, частушки с разным привкусом, шутки, смех - одним словом - веселье. Помню, как дед, эдак лет под 80, играя на балалайке, пел с дочерью частушки в перепалку дуг другу. Их бы в артисты, да на сцену - обхохочешься. Начиналось с безобидных куплетов, переходящих затем в более и более острые, и пикантные. Дед, надрывно играет на балалайке и запевает:
Ты подруженька запой у тя голос тонкай,
А я буду заливать любовь самогонкой.
Она:
Балалаечка играй про мое страдание,
Мой милёночек опять приполз на свидание.....
Удивительными были и колхозные дела д.Кугалы. До хрущевских новаций в сельском хозяйстве это было среднее для данной местности хозяйство. Но в соответствии с рекомендациями “сверху” их заставили выращивать кукурузу, которая в этой местности не растёт: за два года колхоз полностью разорился, а поля превратились в выгоревшую полупустыню, где через 3-5 метров можно заметить дохлый росток кукурузы.
На зимних квартирах боевая подготовка тоже проводилась вне помещений: в парке или в поле. Проводить такие занятия было тоже не легко. Возиться на технике в 20-30 градусный мороз - удовольствие из мало приятных. Несмотря на то, что всем на зиму выдавались теплые вещи (офицерам - полушубки и валенки, солдатам - валенки и телогрейки в дополнение к шинели; в последующем выдавались утепленные куртки), пробыть несколько часов на занятиях (а на учениях - несколько суток) даже в такой одежде было тяжело. Более того, по требованию Министра Обороны (им тогда был Г.К. Жуков) не менее 30% занятий должны проводиться ночью. Польза от таких занятий - ноль: что увидешь работая в темноте? Другое дело - на учениях, которые должны проводиться круглосуточно. Тем не менее, жизнь шла планово, и больших отклонений от планов и послаблений не было.
Несмотря на напряженные житейские будни, мы и активно отдыхали, собираясь компаниями с женами и детьми или всем офицерским составом с семьями. В последнем варианте это было по большим праздникам (в клубе), а летом - с выездом на природу. Наиболее близко мы сошлись с Ю.Н. Никольским, а также И.М. Барановым - командирами батарей. К сожалению, жизнь нас разбросала по разным сторонам страны, и мы потеряли друг друга. Правда, Баранов однажды приезжал к нам в Ленинград. Он был значительно старше нас по возрасту, но всегда стремился быть с нами в компании. Интересно было то, что точной даты рождения, он не знал. Ему мать насчет года рождения сказала так: ты, Ваня, родился тогда, когда Белые наступали, а Красные отступали (родом он с Урала). Вот он себе и записал - 1917 год. Культурная жизнь была характерной для таких удалённых гарнизонов как наш. Театра в городе не было, не приезжала к нам и эстрада, поэтому свою культуру мы разнообразили сами. Но основное место в этом занимали самодеятельность и кино. Среди жанров самодеятельности особой популярностью пользовался хор из семей офицеров, в котором активное участие принимала Антонина Дмитриевна. Руководил хором дирижер дивизионного оркестра. Хор выделялся высоким профессионализмом и пользовался огромной популярностью не только в своем гарнизоне, но и за его пределами.
Прослужив 7 лет в войсках, из них два года в УрВО, я получил хороший опыт работы в низшем звене войсковой ПВО, но и почувствовал, что дальнейших перспектив по службе, не видно. В лучшем случае через несколько лет можно было продвинуться на одну ступеньку, а дальше некуда - тупик. Для того, чтобы служить и получать от службы удовлетворение, необходимо иметь высшее военное образование. Поэтому решение напрашивалось само: поступать в военную академию. Высших военных учебных заведений, куда можно было поступить, было несколько. Но инженерные специальности меня не интересовали, как не прельщала и общевойсковая академия им М.В. Фрунзе, с которой в последствии меня связали многие годы службы.
Ближе всех для меня была Военная Артиллерийская Командная академия, где был факультет Противовоздушной обороны. Однако начальство на мое обращение заявило, что надо в должности командира батарее прослужить не менее 3-х лет. Потом я узнал, что такого ограничения не было, но я не особенно стремился форсировать события, тем более необходимо было хорошо подготовиться, так как при поступлении предстояла сдача экзаменов не только по военным дисциплинам, но и за среднюю школу, знания по которой уже в значительной мере выветрились.
Через год мне разрешили поступать в академию. Для подготовки к поступлению по положению должен представляться 1 месяц, а если сюда добавить месяц отпуска, то получалось совсем не плохо. К сожалению, по разным служебным причинам месяца на подготовку мне не предоставили, но и то, что оставалось, давало возможность более-менее подготовиться. Сложнее всего оказалось изучить военную технику, которую предстояло сдавать, как самостоятельную дисциплину. Дело в том, что многих образцов нового вооружения, я не только не видел, но о них и не слышал, так как в нашем внутренним округе такой техники не было. Пришлось эту дисциплину отложить, авось в академии при непосредственной подготовке будет возможность с нею хотя бы ознакомиться.
В середине июля 1959 г. мы со старшим офицером батареи П.Ф. Ивановым, который поступал в Ленинградское инженерное артиллерийское училище, выехали поездом в Ленинград. Суточная остановка в Москве ... и вот мы прибыли в “колыбель Октябрьской революции” г. Ленинград. Он удивил нас чистотой улиц и площадей, архитектурой зданий - этой музыкой в камне, памятниками, которые мы до этого видели только на картинках, и культурой общения жителей.
Академия располагалась, можно сказать, в центре города, рядом с Финляндским вокзалом, в здании, в котором до революции находилось Михайловское военное училище. В 90-х годах “демократы”, не зная как реформировать ВС, а реформировать хотелось, нашли выход, назвав академию “Михайловской”, хотя я думаю они до сих пор толком не знают, какое отношение царский отпрыск имел к военному образованию и имел ли он заслуги, чтобы его именем называть академию.
Академия, куда я поступал, считалась молодой. В 1953 году из состава Военной Артиллерийской академии им. Ф.Э. Дзержинского отпочковались командные факультеты: артиллерийский и противовоздушной обороны, на базе которых в Ленинграде была создана новая академия - Военная Артиллерийская Командная. Возглавил её известный военный деятель Главный Маршал артиллерии Н.Н.Воронов. Прежняя - стала многопрофильной Инженерной, а в 70-х годах она перешла в полное подчинение Ракетных войск Стратегического назначения (РВСН), став их ведущим учебным заведением.
Всех абитуриентов, прибывающих в академию, регистрировали и сразу же отправляли в полевой учебный центр академии, расположенный в 120 км от Ленинграда, в районе г. Луга, где и работала приёмная комиссия. Когда я туда прибыл, там собрались почти все, вызванные для поступления на факультет ПВО. Это были люди уже опытные в возрасте от 27 до 32 лет (свыше 32 - принимались только на заочное отделение). Среди них было не мало знакомых по училищу, которое они оканчивали 7-9 лет назад, а с некоторыми я учился в училище. Всех прибывших распределили по семи группам (отделениям), равной численности. Конкурс, на наш взгляд, ожидался по два с лишним человека на место Это легко было определить: на каждом курсе факультета ПВО по штату было три отделения одинаковой численности. Вступительные экзамены проводились по русскому языку и литературе; математике, включавшей алгебру, геометрию и тригонометрию; физике, иностранному языку, тактике ЗА и технике ЗА. Все прибывшие с ходу приступили к активной подготовке к первому экзамену и как-то непроизвольно объединились в группы по 3-5 человек, что в целом способствовало лучшей подготовке. В нашей группе оказались Б.Знаменский, с которым мы были в училище в одной батарее, Н.Сухарников и еще один капитан из объектовой ПВО (ПВО Страны), которого через два экзамена отчислили по всей видимости за полученный неуд.
Характерной особенностью вступительных экзаменов было то, что никому не объявляли результаты сдачи экзамена, и каждый жил в полной неуверенности в своем завтрашнем дне. Можно лишь было догадываться: не отчислили, значит получил положительную оценку. И так мы подошли к последнему экзамену по иностранному языку.
В нашей группе раньше мы все изучали разные языки и знали их в разной степени, поэтому каждый готовился к экзамену самостоятельно. Лишь Б. Знаменский все ходил от одного к другому, не решаясь сделать окончательный выбор: какой язык сдавать. В своё время он изучал английский, а проходя службу в ГСВГ, поднаторел в разговорно-немецком на бытовую тематику, особенно на тему “выпить - закусить”, поэтому ему казалось, что он лучше знает немецкий; так он и ходил от одного к другому и послушав их каждый раз менял решение. Наконец наступил день экзамена. Погадав на пальцах, и понадеявшись на судьбу, Б. Знаменский пошел сдавать немецкий:
- Тов. преподаватель! Капитан Знаменский прибыл для сдачи экзамена по английскому языку!
- Позвольте, но вы пришли в группу немецкого языка, говорит преподаватель.
- Извините это я от волнения.
Как он сдавал грамматику, перевод и разговорную часть, не знаю, только через полчаса он вылетел из класса весь красный и мокрый:
- Выгнала, хотя я ей выложил всё, что знал по немецкому и английскому языку.. Говорит, что поставит мне тройку только за чистое произношение: “Как пройти в Гаштет?”, “Налейте 100 грамм шнапса и кружку пива” и других подобных фраз, но при условии, что бы я близко не подходил к немецкой группе, а изучал английский. Повезло ему, конечно, не за произношение, а то, что преподаватель знала оба этих языка и в академии преподавала английский.
Последним препятствием на пути в академию была мандатная комиссия, где с каждым проводилось индивидуальное собеседование и принималось окончательное решение: принять или отчислить.
В академию меня зачислили. Прощай Камышлов, прощай Уральский Военный округ. Оторвана очередная страница жизни. Невольно испытываешь острое чувство утраты, когда так внезапно прерывается один отрезок жизни и открывается дверь в другой. Особенно это чувствуется, когда этому отрезку отдано много сил и старания, где трудности сменялись радостью успехов, когда от бытовых неудобств, постепенно появлялась возможность благоустройства жизни. И всякий раз, переступая порог в прогнозируемое лучшее, я как и всякий человек, ощущал тревогу за неизведанное будущее и ностальгию по уходящему прошлому, каким бы оно тяжелым не было.
Но в Камышлове еще пришлось побывать: необходимо было съездить за семьёй. И в последующем, проезжая поездом в отпуск к родителям в Абакан, перед Камышловом, будь то ночь или день, я прилипал к окну, пытаясь увидеть наш городок, стоящий на возвышенности перед городом, и запечатлеть в памяти изменения, происшедшие в нём. В памяти всплывал поток воспоминаний о жизни в этом городе, о товарищах, начальниках и подчинённых; оживали их лица и дела.
После того, как нам объявили о приёме в академию, до начала занятий оставалось порядка 10 дней, так что можно было съездить за семьей. Но прежде этого необходимо было подыскать жильё, так как академия жилфондом не располагала и в лучшем случае могла обеспечить комнатой только многодетных слушателей на 3 и 4 курсах.
Начались поиски жилья. Это оказалось делом не лёгким, особенно нам с маленьким ребёнком. Дорогостояшую комнату нам снять было не по карману, так как наши финансы позволяли только сводить концы с концами и снять комнату за небольшую плату. Несколько дней поиска увенчались успехом. В пригородном поселке - Лахта, что в 20 минутах езды от Финляндского вокзала, удалось снять комнату на 1-м этаже двухэтажного дачного дома. Устраивала и цена. Б.Знаменский снял комнату этажем выше.
В течении недели привёз семью, однако Антонине Дмитриевне комната не понравилась. Снова начались поиски жилья. Вся эта процедура с жильём заметно снизила благоприятное первое впечатление о Ленинграде. Комнату нашли в этом же посёлке в небольшом рубленом сельском доме, но на соседней улице. Она была значительно меньше предыдущей (около 10 м2), но теплее. Воды в доме не было, её надо было возить в баке на хозяйской тележке от колонки в 300 м от дома. Отопление в доме было печное, дровами, которые необходимо было покупать и привозить самостоятельно. Таким образом, переселившись в Ленинград - второй по величине город страны, в бытовом отношении мы остались на уровне Камышлова, а может быть даже и ниже, так как многое из нашей не хитрой обстановки, мы вынуждены были оставить там, поэтому всё здесь приходилось снова начинать с нуля.
Положительным являлось то, что удобно было добираться до академии: 20 мин езды электричкой и 10 мин. суммарной ходьбы до и от электрички, итого 30 мин., что в условиях такого мегаполиса, как Ленинград, такой показатель следует считать очень удачным.
Как уже отмечалось, академия размещалась рядом с Финляндским вокзалом и окна её фасада выходили на площадь, в центре которой стоял памятник “Ленин на броневике”. Академия и порядок в ней удивили большими аудиториями, хорошо оборудованными кабинетами и просторными классами; размеренной пунктуальностью распорядка; академизмом в учебном процессе и во взаимоотношениях профессорско-преподавательского состава со слушателями. Заслуга в четкой организации учебного процесса несомненно принадлежала Начальнику академии Главному Маршалу артиллерии Н.Н. Воронову, который постоянно контролировал учебный процесс и пресекал малейшие отклонения от установленного порядка. К сожалению через год он из академии ушел, но заведенный им порядок, организация и ход учебного процесса остались и выполнялись неукоснительно.
Профессорско-преподавательский состав (ППС) в основной своей массе отличался высоким профессионализмом и эрудицией, что было результатом умелого подбора преподавателей по деловым качествам. Помимо военных педагогов, примерно 30% было - гражданских, которые вели, как правило, общеобразовательные дисциплины такие как: высшая математика, физика, философия, политэкономия, научный коммунизм, радио - и электротехника, теоретическая механика, иностранные языки, физическая подготовка и др. Ввиду того, что оклады у них были несколько выше, чем в гражданских ВУЗах, в академии сосредоточился достаточно сильный состав этой категории ППС. Вспоминаются преподаватели, буквально одержимые своей работой и дорожившие каждой минутой учебного времени. Например, лекции по Высшей математике (Анализ) читал С.И. Винокуров, - человек серьёзный, пунктуальный и очень дороживший временем. Он преподавал во многих престижных ВУЗах Москвы и Ленинграда, в том числе и в Духовной академии, но из-за своей нетерпимости к нарушениям или отклонениям от порядка в учебном процессе, нигде долго не задерживался. Открыв дверь и переступив порог аудитории он, не дожидаясь доклада дежурного, на ходу объявлял тему лекции, её цели и учебные вопросы. Таким образом, подходя к кафедре или доске, он уже начинал раскрывать первый вопрос. В результате, экономил только на вводной части лекции не менее 5 минут. Его лекции всегда были интересными, убедительными и доходчивыми, даже если излагался сложный материал, при этом, он всегда давал возможность записывать основные положения. Последнее было очень важным для нас, так как учебников и учебных пособий по этой дисциплине, как и по многим другим, не было.
О качестве обучения по этой дисциплине можно судить даже по такому примеру. Наш сосед по дому в Лахти - студент технического института, где курс математики был больше, чем у нас, часто обращался ко мне с просьбой разъяснить непонятный ему материал или решить заданную задачу и я без особого труда ему оказывал такую помощь. Конечно, это заслуга не только того, кто читал лекции, но и преподавателей, проводивших практические занятия.
Интересным и опытным методистом был А.А. Попков, читавший лекции и принимавший у нас экзамены по Физике. Часто его материал запоминался благодаря его различного рода репликам, высказываниям мудрецов, афоризмам или шуткам. Все они говорились к месту, как бы в подтверждение сказанному, хотя никакого отношения к физике не имели. Среди его “шедевров” запомнились такие:
“Самое неповторимое, что создали руки человека, это отпечатки пальцев”;
“За вкус приготовленного не ручаюсь, но что оно горячее, это точно”;
“Каждая навозная куча мнит себя горной вершиной”;
“С годами мужчине всё труднее бегать за женщинами, приходится волочиться”;.
Особенно часто он “сорил” изречениями Конфуция, например, запомнилось такое:
“Голод, жажду, рвоту, зевоту, чихание, дыхание, сон и кашель - не подавлять; слюну, кал, газы, мочу и семя - не задерживать”.
На первых двух курсах основной упор в учебном процессе делался на изучение общеобразовательных дисциплин Высшей школы с нюансами прикладного характера применительно к военным специальностям. Исключение представляли иностранный язык, который изучался в течение всей учебы, и политические дисциплины, ежегодно меняющие одна другую: история КПСС, политэкономия, философия, научный коммунизм, партполитработа.
Наибольшую сложность на 1-м курсе для нас представляла “Теория вероятностей”, которая хотя и является разделом математики, у нас она составляла основу такой дисциплины как “Стрельба Зенитной артиллерии”, поэтому ей уделялось большое внимание. Сложность была в том, что занятия по ней проводил молодой педагог, только что закончивший адъюнктуру и не имевший опыта преподавания. В результате он так запутал материал, что мы, знавшие еще по училищу основы этой дисциплины, перестали понимать даже это. И только на следующий год, когда по этой дисциплине читал лекции и проводил практические занятия другой преподаватель, п-к Нестеренко, мы разобрались с этой важной для нас наукой.
Обучение слушателей по специальным дисциплинам велось как в аудиториях, так и на местности под Ленинградом и в летних лагерях. Под Ленинградом полевые занятия проводились большей частью в районе Пулковских высот, знаменитых своей Обсерваторией, а также и историческим событием: здесь в годы ВОВ были остановлены немецко-фашистские войска, пытавшиеся захватить г. Ленинград. Проводились занятия и на Карельском перешейке. Иногда полевые занятия совмещались с такой дисциплиной, как История военного искусства. Чаще всего это было тогда, когда они проходили вблизи мест, связанных с событиями отечественной истории.
Так, интересной и запоминающейся была поездка на “Линию Маннергейма” - систему долговременных фортификационных сооружений и заграждений на Карельском перешейке. “Линия Маннергейма” была сооружена в 1927-1939 гг. в 32 км от Ленинграда и названа именем вдохновителя этой стройки и Президента Финляндии - ярого врага СССР Маннергейма (бывшего царского генерала). Она создавалась под руководством западных специалистов и являлась подобием “Линии Мажино” во Франции, которая сооружалась для защиты от нападения Германии.
“Линия Маннергейма” перехватывала весь Карельский перешеек с глубиной обороны до 90 км. Особенно нас удивила система долговременных оборонительных сооружений (ДОС), перекрывающих все вероятные пути наступления противника. Сами ДОСы представляли не просто огневые точки, а мощные в несколько этажей железобетонные сооружения, вершину которых венчал сферический колпак с бойницами и толщиной стен более метра. Многоэтажность и емкость ДОСа позволяла содержать в нем огневые подразделения с большим запасом материальных средств и с достаточным комфортом.
Прорвать такую систему заграждений было сложно. Тем не менее на первом этапе Финской войны наши войска пытались преодолеть эту систему лобовым наступлением с использованием мощной артиллерийской подготовки. Но из этого ничего не получилось, так как снаряды отскакивали от колпаков ДОСов как горох от стенки, не пробивая их, а атаки пехоты захлёбывались ещё на дольних подступах к ним.
“Линию Маннергема” удалось взять лишь обойдя её с флангов (морем и наступлением с территории Карелии). После этого ДОСы пытались взорвать, но сумели разрушить лишь несколько, и то, развалив их на огромные многотонные глыбы, которые ничем с места не сдвинешь. Через несколько лет после этого их, говорят, всё же разрушили.
Перед парадом 1 Мая. Сухарников,Знаменский, Немцев, Субботин. 1962 г.
Два раза в год академия участвовала в парадах, проводимых Командованием гарнизона, в честь 1 мая и 7-го ноября. Подготовка к параду начиналась за 1,5 месяца и проводилась, как правило, через день на широкой Петровской набережной, где у причала стоит легендарный крейсер “Аврора”. В летний период (июнь-июль) слушатели выезжали в лагерь: первый год на Ладожское озеро в район Марьё, в последующие - на побережье Азовского моря в район Новой Петровки, что в 18 км вост. Бердянска. Лагерь в Марье был разбит на самом берегу озера на болотистой местности. Уровень грунтовых вод был настолько высок, что, притоптав в палатках почву, вода залила её на 10-15 см, и мы вынуждены были делать настилы, чтобы пробраться на отдых к своим кроватям. Комаров, особенно в ночное время, были тучи, при том величиной чуть ли ни такой, как мужские особи в Подмосковье. Купаться в озере было нельзя - очень холодная вода.В Бердянске - полная противоположность: тёплое и ласковое Азовское море, жаркая погода и большие проблемы с пресной водой.
В лагере проводились в основном полевые и практические занятия. Практические – это, прежде всего, изучение боевой техники, вождение колёсных и гусеничных машин, сдача на права шофёра и механика-водителя гусеничной техники (теорию изучали в спецклассах на зимних квартирах), сдача на классность по радиолокационной технике и нормативов по физической подготовке, спорту и др.
Ленинград не только крупнейший промышленный и административный город, но и культурный центр, где сосредоточено большое количество музеев, театров, памятников, спортсооружений и исторических мест. Любой человек, попав в такой город, терялся в возможностях, что посмотреть и где побывать. Освоившись с городом, втянувшись в ритм учебы и жизни, мы решили с А.Д. побывать во всех театрах и музеях города. Поэтому часто по воскресным дням мы всей семьей или только с Леной, а иногда я и один (в период каникул или отпуска), посещали достопримечательности и театры Ленинграда. Большое впечатление у нас оставили Петродворец, Эрмитаж, Русский музей, спектакли театров, где участвовали известные актеры, чьи имена известны были всей стране. Всё это оставило в памяти прекрасные воспоминания.
Жизнь в Ленинграде и эстетическое удовлетворение от общения с культурными ценностями города омрачалась житейскими буднями. Снимаемая маленькая комната в частном доме, и отсутствие всяких удобств, а также различные ограничения, накладываемые хозяйкой, создавали проблемы нормальной семейной жизни, особенно для А.Д., находящейся в постоянном контакте с ней. Найти получше комнату или даже квартиру не представляло больших сложностей, но для этого нужны были средства, в которых мы были ограничены.
Во время моего пребывания в лагере на Ладожском озере, А.Д. сняла более приличную комнату на Большом Охтинском проспекте как раз напротив Смольного монастыря, на противоположном берегу Невы.
Григорий Антонович и Лена. Ленинград. 1960 г.
Условия жизни здесь были значительно лучше: имелись все бытовые удобства, характерные для жизни в городе. Высокопорядочными оказались и хозяева - рабочие Металлического завода. К сожалению, в таких условиях удалось прожить только год, а затем хозяева “тонкими” намёками дали понять, что, к сожалению, комнату сдавать они больше не намерены. Их понять можно. С двумя детьми ютиться в одной комнате (квартира была двухкомнатной) удовольствие не из приятных.Снова поиски жилья. На фоне этих бытовых трудностей все прелести Ленинграда уже не радовали. Новую комнату сняли в дачном поселке (ст. Удельная) в 10 минутах езды электричкой от Финляндского вокзала. Комната была на 2-м этаже дачного дома и по своим размерам нас вполне удовлетворяла. Плохо было то, что опять печное отопление и другие бытовые удобства - на уровне сельской местности. Во многом эти неудобства компенсировались близостью к академии и взаимоотношениями с хозяевами, которые от души старались создать нам обстановку, обеспечивающую нормальную жизнь.
В доме было три квартиры, которые занимали семьи отца и сестры нашего квартиродателя - Казимира Иосифовича. Как они - литовцы по национальности оказались в Ленинграде, я уж не помню, но что-то было связано с бурной деятельностью отца нашего хозяина, который и в это время в свои 75 лет отличался неуёмной активностью, бьющей через край энергией, весёлым нравом и молодым задором. Если Казимир Иосифович был интеллигентным человеком (он инженер, работал на заводе “Светлана”), не пил, не курил и вёл скромный образ домоседа, то его отец - полная ему противоположность.
Подстать Казимиру Иосифовичу были его жена, Лидия Ивановна - коренная жительница Ленинграда и две их дочери - подростки, которые воспитывались в духе образа жизни родителей.
Учеба в академии совпала с новым этапом сокращения Вооруженных сил. Было принято решение сократить на 1/3 постоянный и переменный (слушателей) состав академии. Как результат этого нам после 1-го курса объявили, что набора в академию в этом году не будет, все слушатели остаются на прежних курсах, а нежелающие продолжать учебу и имевшие в течение года задолженности, хотя и закончили год, но с удовлетворительными оценками, а также слушатели, имевшие замечания в моральном плане, отчисляются из академии и отправляются в войска.
Большинство слушателей остались на второй год, но несколько человек отказались продолжать учебу и вместе с отчисленными отправились к прежнему месту службы. Остался и я. В результате в академии пришлось учиться не 4 года, положенных по плану обучения, а 5 лет.
Положительным на повторном курсе обучения было то, что программу скорректировали и нам давался не старый материал, а дополнительный и углубленный. В результате мы получили прочные знания по общеобразовательным и специальным дисциплинам.
В 4-й главе мы говорили о действиях в жизни неписаных законов. С одним из них нам снова пришлось столкнуться: “Всякое сокращение численности в государственном секторе ведёт к её увеличению”. На примере нашей академии это получилось так. Хотя личный состав сократили на 1/3, вверху решили сделать из одной академии две, разделив действующую на Академию Ракетных войск и артиллерии и Академию Противовоздушной обороны (обе в составе Сухопутных войск). Первая оставалась на прежнем месте, в Ленинграде, а вторую решили развернуть в Киеве на базе переводимого туда Командного факультета ПВО и действовавшего там Высшего артиллерийского инженерного училища.
Виталий Антонович,Григорий Антонович, родители, Тамара, Владислав. Абакан. 1961 г.
Всё это случилось после окончания нами 2-го курса. Снова сборы для переезда на новое место. Откровенно говоря, мы были рады переезду. Трёхлетняя жизнь в Ленинграде с мытарствами по квартирам надоели. Плохой был и местный климат с его оттепелями и дождями зимой и частыми холодами летом. Была надежда, что в Киеве с его прекрасным климатом, будет попроще и в решении жилищной проблемы. К сожалению, это оказалось не так, как мы думали. Усложнялся переезд и тем, что у нас в семье была прибавка - родилась Наташа.Для переезда времени нам не предоставляли и мы должны были уложиться с этим мероприятием в один месяц отпуска - август, с таким расчетом, чтобы с 1-го сентября все были на новом месте службы. При этом нас предупредили, что жилой площадью слушатели обеспечиваться не будут, так как её в академии нет, а каждый должен устраиваться, как может. Снова проблемы с жильём.
Мы с Антониной Дмитриевной решили перебираться в Киев в несколько этапов. В начале я должен завести её с детьми в Москву, затем поехать в Киев и подыскать комнату, после чего вернуться в Ленинград и, отправив оттуда контейнер с вещами, заехать за ними, чтобы вместе ехать к новому месту жительства. Легко спланировать, но труднее выполнить этот план. Особенно трудно оказалось найти комнату. Не то, чтобы в Киеве и его окрестностях не сдавалось в наём жильё, сдавалось много, но никто не хотел иметь дело с семьей, у которой двое малолетних детей, к тому же один грудной. С большим трудом удалось найти хозяев, которые согласились сдать нам комнату (12 м2). Положительным было и то, что их дом находился в 20 минутах ходьбы от академии (район Чёколовка).
Хозяева - многодетная семья (4 детей, из них младший - инвалид) жили в 3-х комнатной квартире. Жили очень бедно. Она не работала, а он, хотя и имел хорошую специальность (музыкант с консерваторским образованием), но перебивался отдельными заработками, в том числе и носильщиком на вокзале. Любой переезд, как говорят, равносилен пожару. Вот и у нас на каждом новом месте приходилось обустраивать жизнь с начала. Нажитые за 3 года жизни в Ленинграде вещи в снятую комнату в Киеве не вмещались, пришлось их по бросовой цене продавать или просто отдавать, так как продать не удавалось. Оставшиеся вещи тоже не все удалось довезти до места. Так, в Ленинграде при загрузке контейнера дед Иосиф, отец хозяина, помогая переносить вещи, упал, спускаясь со 2-го этажа вместе с аккуратно упакованной посудой - самыми дефицитными нашими вещами. Можно представить, что осталось от посуды, когда кувыркаясь, он скатился с ней в самый низ лестницы.
Киев - древнейший город нашей страны, “мать городов русских”. О нём можно говорить много и больше всего в розовых тонах, положительное. Это памятники архитектуры и зодчества, музеи во главе с Киево-Печерской лаврой и Софийским собором, театры, Дворцы культуры, стадион, широкий Днепр и многое другое. Продукты питания в Киеве, особенно на рынках, были значительно разнообразнее и дешевле, чем в Ленинграде и Москве. Благоприятный климат, особенно прекрасное в Киеве лето.
Сложнее опять получилось с квартирой. Прожив месяц в снимаемой комнате, нам в категорической форме хозяева предложили её освободить. Причина - у хозяйки не сложились взаимоотношения с А.Д. С одной стороны Антонину Дмитриевну понять можно: отсутствие возможностей свободно вести семейное хозяйство, определенные ограничения жизни с многодетной семьёй, да и полуголодные хозяйские дети шарили повсюду, поэтому в открытую ничего оставить было нельзя. С другой - нам необходимо было прожить у них еще 1-1,5 месяца, к этому сроку планировалось заселение строящееся общежития для семейных слушателей, где нам обещали выделить комнату, поэтому А.Д. надо было терпеливо уходить от бытовых конфликтов. Одним словом потерпеть. Хозяйке квартиры можно лишь посочувствовать: имея ораву детей и при отсутствии достаточных средств их накормить, она как голодная кошка готова была делать всё, чтобы котята были хотя бы чуть-чуть сыты; завидовала и осуждала всех, кто жил лучше их. Хозяин был уникальной личностью. Дети и положение в семье его не волновали. Он был занят только собой и своей свободой. В своё время он закончил консерваторию и, как мне кажется, был неплохим музыкантом: играл практически на всех духовых инструментах, но нигде не работал, а добывал себе средства случайными заработками, среди которых особой предпочтительностью у него пользовались похороны. На них можно было неплохо заработать и выпить на поминках. Для этой цели у него была небольшая команда, где он за бригадирство и игру на двух-трёх инструментах, получал 2-3 доли. После поминок он шел в ресторан и с шиком просаживал всё заработанное, не принося домой даже батона хлеба.
Искать снова комнату не было ни времени, ни желания, ни сил, поэтому пришлось идти на переговоры с хозяевами и найти приемлемый для обеих сторон выход. Посидев с Валентином за столом с бутылкой “Горилки”, мы договорились, что уйдём от них как только будет заселяться строящееся общежитие. Конфликт вроде бы был исчерпан, мы продолжали жить у них, но стычки А.Д с хозяевами продолжались: они с ней свой “консенсус” не нашли. Как величайшее благо было получение комнаты в только что построенном общежитии. Комната была маленькой, всего 10 м2 и мы своей семьёй втиснулись в неё с трудом. Но, как говорят, “В тесноте, да не в обиде”. Мы были рады и такой. Помимо нас в нашей квартире-отсеке было ещё пять комнат, которые занимали слушатели командного факультета, поэтому все друг друга хорошо знали, а многие были знакомы и семьями, поэтому в квартире сразу же установились добрые дружеские отношения с взаимной помощью и поддержкой. Кухня и туалет. были общими.
Новая академия (поначалу она называлась филиалом прежней) состояла из нескольких факультетов: командного, инженерного, заочного, иностранного и Академических курсов. Учебный процесс на новом месте был продолжением прежнего, при этом основной упор стал делаться на изучение специальных дисциплин.
В заключение 3-го курса - выезд в летний лагерь на Азовское море (Бердянский учебный центр), до которого теперь добираться было удобнее и ближе (около 10-12 часов). В лагере я встретил своих бывших сослуживцев по СГВ Г.Кочановского и А.Тихонова, который находился в лагере с женой. Обе встречи были взаимно приятными и задушевными. Нам было что вспомнить, к тому же в разное время я жил с каждым из них в одной комнате, а Тихонову, когда к нему в Польшу приехала жена, я отдал большую часть своей антикварной мебели, которую они, уезжая в Союз, естественно увезли с собой.
Последний выезд в лагерь запомнился небывалым выбросом рыбы на пологий морской берег. Стояли очень жаркие дни и однажды к исходу одного из них, у берега появилось много рыбы, при том настолько много, что её можно было брать руками и выбрасывать на берег. Такому событию мы не только удивились, но и обрадовались, что можно так запросто наловить прекрасной рыбы. Набрав около двух мешков камбалы (другой рыбы брать не стали), мы отнесли их на кухню и попросили поваров устроить всем рыбный день. А утром, выбежав на физзарядку на берег моря, мы были просто ошарашены: по всему песчаному берегу у кромки моря высился вал рыбы высотой 1х1м. И так по всему берегу моря. Сколько же рыбы оно выбросило на берег? Но это были, как говорят, цветочки, а ягодки были впереди.
Как только солнце стало пригревать, раба начала разлагаться. Из-за вони не то что на берегу, в километре от него находиться было невозможно. К чему это экологическое бедствие могло привести - понятно каждому. Поэтому были прекращены занятия и всех направили рыть вдоль берега траншеи и закапывать в них гниющую рыбу. Но рыбу море продолжало выбрасывать на берег. Не успеем мы закопать один выл, как море через пару часов намывало снова такой же. И так это продолжалось несколько суток. Что заставляло рыбу выбрасываться на берег? Никто толком не мог объяснить. Некоторые утверждали, что это могло случиться от недостатка кислорода в воде. Жители прибрежных сёл были довольны: дохлую и полудохлую рыбу собирали и солили бочками, а затем солёную или вяленую продавали на рынках.
Начало последнего года обучения началось с месячной стажировки в войсках. Меня с несколькими коллегами направили в Смоленск, где размещался окружной зенитный ракетный полк, вооруженный новейшим на то время зенитным ракетным комплексом С-75. Это таким комплексом был сбит на Урале в 1961 г американский самолет-разведчик У-2. Наше прибытие в Смоленск совпало с отъездом полка на боевые стрельбы, которые должны были проводиться на полигоне Ашулук, что в 120 км севернее Астрахани.
Местность занимаемая полигоном в Ашулуке - полупустыня, где из-за жары малого количества осадков, почти нет растительности, тем не менее местные жители (киргизы) пасут там отары овец. А на территории соседнего совхоза выращивают различные овощи, преимущественно помидоры и арбузы. Руководство совхоза часто обращается к воинским частям, приехавшим на полигон, оказать помощь в сборе помидор и арбузов, которых там видимо - невидимо, и надо сказать им всегда идут навстречу, так как совхоз за собранный урожай даёт частям их столько, сколько можно увезти, к тому же солдаты, дорвавшись до этих деликатесов, в полном смысле отводят душу.
Удивительна природа Прикаспия. Посмотришь на бескрайнее песчаное поле, а оно всё усыпано арбузами, при этом ботвы не видно - она под цвет песка, а видна только бесконечная россыпь арбузов. Не бывая в этих краях можно подумать, что на песке ничего не растёт, оказывается - растёт, да ещё как. Однажды в воскресный день я поехал с одной из команд на сбор помидоров. Поле, куда мы приехали, было сплошь красным от спелых помидор, а оно казалось бескрайним. И, к большому сожалению, как нам сказали, половина такого урожая каждый год пропадает. А какие вкусные помидоры! Бывало, разломишь пополам, а его половинки сразу же покрываются белым сахаристым налётом, прикоснувшись к ним губами, сразу ощущаешь удивительную прохладу и необыкновенный вкус. У каждого, кто побывал в этих краях, невольно возникает вопрос: ну почему везут помидоры к нам из зарубежья, когда своих более вкусных, экологически чистых, дешевых можно выращивать столько, сколько требуется ?
Сентябрь, а на полигоне жара под 400, от которой нигде нельзя было укрыться. Хотя полигон располагался примерно в 10 км от Волги, с водой были проблемы. Небольшой водопровод, протянутый по поверхности, не обеспечивал в полном объеме всех желающих, к тому же подаваемая вода так нагревалась, что была как кипяток. Но ни одна жара угнетающе действовала на нас. Иногда поднимался непрекращающийся сутками ветер, несший с собой мелкую песчаную пыль, от которой тоже ни куда нельзя было спрятаться. На ночь палатку задраивали, чтобы не было щелей, а сами закрывались одеялами с головой в надежде спастись от песка, но это нисколько не помогало: утром песок был во рту, в ушах, носу, а одеяло было покрыто толстым его слоем. Пользуясь близостью Астрахани, мы - стажеры решили на выходной день съездить в этот город. Он особого впечатления на нас не произвёл, более того нас удивила почти открытая спекуляция браконьерами икрой и ценными сортами рыбы, которых в магазинах в продаже не было, как и не было знаменитой тарани. Уезжая из Астрахани мы решили взять по 200-300 гр. икры, считая, что за неделю оставшуюся до нашего отъезда она не испортится. У первого, попавшегося таксиста, мы спросили, где можно купить икры. Без дополнительных вопросов и уточнений, он повёз нас куда-то на окраину и остановился у полупьяного мужика, сидящего на завалинке дома.
- Вот с ним договаривайтесь, а я вас здесь подожду.
Полупьяный на наш вопрос, где можно купить икры, глядя вверх, что-то прокричал. В ответ: “Веди их сюда”. Пройдя по улице, за углом подошли к полураздетому мужчине средних лет:
- Сколько ? - не выслушав даже нас, сходу спросил он.
- Что сколько ?
- Сколько вам надо ?
- Ну грамм по 300 на человека.
- Да пошли вы ... - повернулся, плюнул в сторону и пошел, а на ходу, оглянувшись, крикнул:
- Вот, если бы по 10 кг, тогда можно было бы еще вести разговор.
Наконец обучение в академии закончено, сданы успешно последние экзамены и по общим результатам учебы мне предоставлялось право на выбор дальнейшего места службы. Однако выбор был очень и очень ограниченным: Вооруженные силы продолжали сокращаться. Среди предложений был и родной Камышлов - командиром отдельного дивизиона (вместо полка там снова создали дивизион). Я выбрал штабную должность в Таманской дивизии, которая располагалась в Москве. В основе этого выбора лежали семейные интересы. Ввиду того, что Елизавета Петровна выходила на пенсию, она могла несколько высвободить Антонину Дмитриевну от детей, дав ей возможность пойти работать. К сожалению, этот план не удался, в результате я, несколько потерял относительно возможностей продвижения и перспектив службы.