Глава 4
Куда пойти учиться? Решение принято - буду геологом, но судьба распорядилась иначе:
я стал военным. Абитуриент Иркутского горно-металлургического института.
Томское зенитное артиллерийское училище.
Закончена средняя школа и вопросы о том, что делать или куда пойти учиться, требовали немедленного решения. Желающих поступать в военное училище в нашем классе не оказалось, несмотря на то, что до этого многие горели желанием стать офицерами. Мне одному тоже ехать не хотелось. Не горел желанием поступать и в Томские институты, куда решила направиться значительная группа одноклассников.
В Томске учились многие выпускники нашей школы, поэтому там уже была большая краснотуранская диаспора и в этом городе легче было бы освоиться. Но специальности в институтах меня не прельщали. Другое дело Горно-металлургический институт в Иркутске, где был геолого-разведывательный факультет. Вот туда мы с Георгием (Гогой) Бутенко и Виктором Павленко и решили поступать, при том с большим желанием.
Подали документы. Вызов из института пришел быстро. Родители снова достали фронтовой отцовский деревянный чемодан, обитый по углам каким-то сверхпрочным металлом и я стал собираться. Почему сверх прочным? Сколько раз он ни падал, сколько его ни колотили, на металлических углах не то что вмятины, зазубрины не было.
Чемодан в основном загрузили хлебом и материнскими кулинарными изделиями, другого брать было нечего, да и не к чему, так как мы после вступительных экзаменов планировали вернуться домой, чтобы окончательно собраться на учебу. Примерно такой же багаж и ассортимент продуктов был у моих товарищей. С этой поклажей, а также с несколькими нужными учебниками, мы тронулись в путь, на пристань, так как добираться нам до Красноярска предстояло пароходом, а дальше - поездом.
Заняв в 3-м классе парохода положенные нам полки, мы поднялись на палубу, где практически находились весь суточный путь. Мимо проплывали родные места. Стояла чудесная погода. Лето было в разгаре. Берега Енисея, покрытые зеленым бархатом лесов, туманили взор и с томной грустью смотрели на нас, как-будто прощались с нами. Мы молча, каждый думая о своем, смотрели на них. До свидания родные края. Доведется ли вернуться домой или это последний наш путь по этому маршруту.
В Красноярске мы напрямую поехали к Григорию. Он имел уже более «комфортабельную» комнату, по сравнению с прежней, в многоэтажном доме недалеко от центра города. В Красноярске нам делать было нечего и мы решили не задерживаясь, уехать на следующий день. Поезд отходил в середине дня. Проводить нас вместе с Григорием пришел его приятель Михаил Терских - бывший наш беллыкский односельчанин. Он тоже служил в МВД, но на Севере, в Норильске. Подробно об этом пишу потому, что с проводами запомнился один курьезный случай, который помог в последующем раскрыть крупное криминальное дело.
Соблюдая неписанные российские традиции, Григорий взял в торговой палатке на привокзальной площади бутылку «Московской» и мы втроем решили отметить мой отъезд. Продавщица вынесла нам стаканы, бутерброды и мы расположились у пристроенного к палатке столика. Понемногу налили. Когда я выпил, то долго не мог отдышаться - так перехватило дыхание. Михаил расхохотался:
- Молод, пить еще не умеешь, но ничего со временем институт тебя научит. Вот смотри как надо пить..., - и, опрокинув стакан, выпив содержимое одним глотком.
После этого он как рыба, выброшенная на берег, начал хватал ртом воздух и никак не мог продохнуть; его лицо налилось кровью, глаза закатились, а руками он что пытался схватить. Наконец он продохнул, закашлялся и первое, что выдавил из себя:
- Это, не водка, а спирт. Уж поверьте мне, - отдышавшись сказал он, - по Северу знаю, что такое спирт и как его пьют.
Григорий, попробовав содержимое стакана, подтвердил слова бывалого «северянина». В последствии все прояснилось. ОБХСС города (Григорий работал в этом отделе) давно занимался ликеро-водочным заводом, откуда периодически исчезали крупные партии спирта, но раскрыть хищение никак не удавалось.
После наших »проводов» были проверены все торговые точки, где реализовывалась продукция ликеро-водочного завода. В некоторых из них были обнаружены бутылки со спиртом. Преступники действовали до банальности просто: с ведома руководства завода часть спирта разливалась по бутылкам с этикеткой «Московская водка» и отправлялись в торговые палатки, где работали их доверенные люди. Там спирт разводился до кондиции водки, разливался по бутылкам и спокойно реализовывался. Доходы от такого бизнеса были большие, тем более, что он имел место уже продолжительное время. В «нашу» палатку партия спирта попала случайно, по ошибке. Вот уж поистине: «все тайное со временем становится явным».
Поезд от Красноярска до Иркутска шел где-то около двух суток, что по сибирским меркам, было не так долго. В Иркутске мы прямо с вокзала прибыли в институт. Вопрос приема поступающих был отработан на удивление просто, без волокиты: сдал документы - получай направление в общежитие, а в дальнейшем следи за информацией на доске объявлений.
Институт располагался в центре города в большом капитальном здании старинной постройки в стиле архитектуре Х1Х века, а общежитие находилось на окраине города в постройке барачного типа. Поселившись в общежитии, мы решили пойти посмотреть город, познакомиться с его достопримечательностями и просто прогуляться.
Внешне Иркутск своей застройкой во многом напоминал Красноярск, но все же домов здесь дореволюционной и более капитальной постройки было больше. Впрочем нас это не удивило, так как перед отъездом в институт мы кое-что уже знали об этом старинном губернском городе царской России - центре Восточной Сибири, через который шли пути на Дальний Восток, Север, на юг в Монголию и Китай. Иркутск был основан как острог в 1661 году на правом берегу Ангары. В 1686 году он был преобразован в город, а с 1764 г. он стал центром губернии и резиденцией генерал-губернатора. Много об Иркутске рассказывал отец, где в годы гражданской войны ему пришлось не только служить, но и воевать как на той, так и на другой стороне. До сих пор в городе сохранились «Красные казармы» (они сделаны из красного кирпича), в которых размещались войска, как царской России, так и Советской Армии.
Был жаркий июльский день. Изнемогая от жары мы пошли на набережную Ангары, в надежде искупаться. Река по ширине была поменьше Енисея в районе Краснотуранска или Беллыка, но такая же глубокая, быстрая и с удивительно чистой, как горный хрусталь, водой. Глядя с высокого берега и, несмотря на большую глубину, можно было рассмотреть все разноцветье камней на ее дне. Она во многом была похожа на наш Енисей: такая же мощная, стремительная и красивая. Бывало на Енисее смотришь с лодки вниз и не можешь оторвать взгляда от мозаики дна, над которым то и дело проносятся стайки рыб. Удивительным было и то, что несмотря на жаркий день берега Ангары были пустынны - не было видно ни одного купающегося человека. Безлюдность нам была на руку: не имея ни трусов, ни современных плавок (мы тогда носили в качестве нижнего белья кальсоны) хотели найти более-менее укромное место, чтобы раздеться и искупаться нагишом - не мочить же исподнее.
Быстро раздевшись, мы с ходу бросились с достаточно высокого берега, как с вышки, в чистую и заманчивую благодать. Но не достав дна мы выскочили из воды как пробки: вода была холодной как лёд. Вот оказывается почему берег был пустынным. В настоящее время в результате строительства Иркутской ГЭС образовалось море; вода стала уже не той, как в описываемое время. Она стала такой же грязной как и в Красноярском море, а у берегов появились даже водоросли и тина. Создается впечатление, что вода в этих некогда чистейших водоёмах, болеет.
Абитуриентов в институте оказалось много. В основном это были уроженцы Восточной Сибири и Дальнего Востока. Конкурс оказался достаточно большим и по нашим оценкам был не менее 2,5-3 человека на одно место. Характерным ещё было и то, что 90% поступающих , желали учиться на геолого- разведывательном факультете. Поэтому в приемной комиссии нам сразу же заявили, что всех принятых, руководство института будет самостоятельно распределять по факультетам, а кто не согласен с этим, могут забирать документы и уезжать. Таким образом, возможность попасть на желанный факультет сократилась до минимума. В результате у меня интерес к институту несколько понизился. Однако конкурс, как ответственное спортивное состязание, всех захватил в свою круговерть и некогда было задумываться о другом, кроме предстоящего экзамена.
Очнулись мы только перед последним экзаменом, когда оказалось, что у нас закончились домашние продукты, а для покупки в магазине, средств у нас практически не было, так как предстояло еще возвращаться домой. У моих коллег может и были небольшие суммы, у меня же денег не было. По нашим планам родители должны были обеспечить меня денежным довольствием по возвращению домой после зачисления в институт, а в Иркутске деньгами меня должен был поддержать Григорий, который в это время собирался приехать туда по делам службы. Но экзамены затянулись, а Григорий приехал только к концу экзаменов.
Но в это же время возникла новая проблема: меня выселили из общежития. Оказалось, что я не имею паспорта. Когда я получал первый паспорт, мне вместо него выдали временное удостоверение, так как у меня не было свидетельства о рождении. Удостоверение было действительным только в течении 3-х месяцев, которые истекли перед последним экзаменом. Комендант общежития, по-видимому, был большим бюрократом и в день истечения срока действия Удостоверения приказал покинуть общежитие, отобрав постельные принадлежности. Как мы его ни уговаривали разрешить мне прожить еще неделю, что осталась до конца вступительных экзаменов, страж порядка оставался непреклонным. Деваться было некуда, я выписался из общежития, но продолжал нелегально жить в нём и пользоваться «своей» кроватью, а постельными принадлежностями поделились товарищи.
Состояние было отвратительным. Ощущать себя неполноценным, жить на «птичьих правах» я считал унизительным и готов был бросить сдачу экзаменов, этот институт и уехать куда глаза глядят. Когда приехал Григорий я ему все выложил, а он полушутя сказал:
- Может тебе стоит уйти из этого института? Ведь в геологи ты все равно не попадешь. К тому же студенческая жизнь это 5 лет мук и жизни в проголодь. Я слышал, что сейчас заканчивается набор в военные училища, если хочешь, то я могу узнать о возможности поступления в какое-нибудь из них.
Попал он в точку моего душевного состояния.
- Хорошо, пусть будет так, - согласился я, - но все же завтра пойду в институт и на всякий случай сдам последний экзамен.
Так на этом и порешили. Следует сказать, что со сдачей вступительных экзаменов, дела у меня шли прекрасно, лучше чем я предполагал. В аттестате об окончании школы у меня оценки были значительно ниже, чем получал, сдавая в институт. С одной стороны это говорит о высоких требованиях в нашей школе, а с другой - я, наверное, отнесся к экзаменам с большой ответственностью, чем к экзаменам в школе. Оценки о сдаче каждого экзамена ставились в экзаменационный лист, который каждый имел на руках. Больше всего меня удивила оценка по русскому языку - «отлично». Такую оценку , я учась в школе, помоему ни разу не получал, а если и получал, то очень и очень редко.
После экзамена мы с Григорием пошли в Горвоенкомат, где шустрый и говорливый майор с большим набором орденских колодок на груди и занимающийся набором в военные училища, окончательно убедил меня оставить институт:
- Брось ты к чёртовой матери этот землекопный институт! Что он тебе даст? Будешь всю жизнь на брюхе по воде и грязи ползать.... Только военное училище делает человека настоящим мужчиной, - патетически шумел майор, размахивая руками, - через пять лет, что обучаются в институте, ты будешь уже майором, как я, - и похлопал себя по орденским колодкам. Все это было для меня убедительно, хотя я и понимал, что за пять лет майором не станешь, но в училище решил поступать. В связи с этим возник новый и наиболее серьезный вопрос: в какое училище поступать. Выбор был не велик. Шел август месяц и разнарядки по отбору кандидатов в военные училища были почти выполнены. Оставалось лишь несколько военных училищ, которые формировались или престижность которых была не велика.
Под «престижностью» в основном понималось профессия, а также дислокация учебного заведения. Впрочем, для меня, сельского жителя, любой даже маленький городок мог показаться большим, поэтому место расположения училища меня особенно не волновало. Для меня важнее все же была его специализация, кого оно выпускало, профиль дальнейшей службы.
Выбрал я Томское зенитное артиллерийское училище, хотя очень смутно представлял его специализацию. Понятно было лишь одно: училище связано с артиллерией, а она, как известно, «Бог войны», - это и определяло его преимущество перед другими. Тот поток хвалебных слов по отношению к училищу, которые выдавал говорливый майор, я всерьез не принимал.
Григорий, присутствовавший здесь, ничего определенного относительно выбора сказать тоже не мог. Решать пришлось самому. Немалую роль в выборе сыграли прославление артиллеристов в хрониках Великой Отечественной войны, их героизм и мужество, проявленные в боях и сражениях. Что только стоили слова одной из песен об артиллеристах:
«...Артиллеристы, Сталин дал приказ,
Артиллеристы, зовёт Отчизна нас.
Из сотен тысяч батарей,
за слезы наших матерей,
за нашу Родину «Огонь!» «Огонь!»
Выбор был сделан, решение было принято... Сроки отправления кандидатов в военные училища из Военкоматов, по-видимому, заканчивались и нас оформляли оперативно, можно сказать, в «пожарном» порядке. В результате я даже не смог сходить в Институт и забрать документы, хотя едва ли бы мне их отдали сразу, пришлось бы походить по инстанциям и объяснять причины (в последствии товарищи мне говорили, что видели мою фамилию в числе принятых в институт на механический факультет, который готовил специалистов для подземных работ, иначе говоря, для работ в шахтах).
Всем направляемым в училища выдали предписания, проездные документы и суточные (по 1р 10коп. на сутки), после чего направили в баню, где нашу одежду прожарили в так называемой «вошебойке». Были такие в военное и послевоенное время. Это была своеобразная санитарная обработка, когда почти в обязательном порядке при посещении бани прожаривали одежду сухим паром, в результате разносчики инфекционных болезней вши и гниды ( у кого были) гибли.
После бани мы всей компанией (человек 15-20), хотя и отправлялись в разные ВУЗы, решили отметить отъезд в расположенном рядом кафе. Сложились на сумму выданных суточных, попили пивка, закусили и разъехались в разные стороны. После этого коллективного мероприятия в денежном отношении я оказался «гол как сокол». Правда я об этом особенно не переживал, так как мы с Григорием перед его отъездом из Иркутска договорились, что он меня встретит в Красноярске и обеспечит необходимой денежной суммой. Собрав свои последние сбережения, я перед отходом поезда дал телеграмму Григорию и купил на оставшиеся копейки три пирожка. На остальное: постельные принадлежности и прочее денег уже не было. Ввиду того, что до Томска ехать порядка 3-х суток, пирожки я распределил по одному в сутки (на случай, если Григорий меня не встретит в Красноярске).
Забравшись на третью (багажную) полку, я пролежал на ней почти до самого Красноярска. Сердобольные соседи по купе нашего общего вагона несколько раз приглашали поесть с ними, но я стеснялся сесть за стол с незнакомыми людьми, тем более, что я не мог им отплатить взаимностью. Поэтому во время их трапезы я уходил из купе, делая вид, будто пошел в вагон-ресторан. На самом деле шел в тамбур, где пережидал минут 30-40, а затем снова возвращался на своё «лежбище».
В Красноярск поезд прибыл на рассвете. Серое, хмурое и сырое туманное утро давило на настроение и вызывало соответствующее тревожное предчувствие. Перрон был пуст, даже пассажиров для посадки на поезд не было. Я терялся в догадках: почему нет Григория, что случилось? Он же знает в каком я положении ?
Прождав его на платформе до отхода поезда, я снова залез в свою «берлогу» и стал анализировать сложившуюся обстановку. Первое, что я извлёк из своей памяти, был адрес на телеграмме, отправленной Григорию. В Красноярске он жил по улице «Красного знамени», а я написал - улица «Красной звезды». Эта описка случилась чисто машинально, так как я уже привык к названию «улица Красной звезды», на которой находился в Иркутске Горно-металлургический институт. Ошибка в написании стоила мне многих переживаний и мучений. Сколько раз я себя ругал: проверяй написанное, но тем не менее торопливость, спешка во всем брали верх над разумом.
В.А. Субботин - курсант ТОКЗАУ. 1949 г.
Извечный вопрос: что делать? Сойти с поезда я не мог, совесть не позволяла. Я считал себя зачисленным на военную службу и отклоняться от предписания был не вправе. Оставалось одно: продолжать путь к месту назначения без остановочно. Ехать до Томска с пересадкой на ст. Тайга примерно сутки. Были и сомнения относительно того, как жить в Томске до зачисления в училище: будут-ли кормить или искать пропитание самому ? Станция Тайга - крупный железнодорожный узел на Транссибирской магистрали. В последующем мне неоднократно приходилось здесь бывать. Особенно запомнились зимние дни, когда нас - курсантов привозили сюда для расчистки железнодорожных путей от снежных заносов. Специальной техники для этих целей в то время еще не было, а зимние метели наметали такие сугробы снега, при том больше всего на путях, что останавливалось всякое движение поездов. В связи с этим создавалась чрезвычайная ситуация.Для ликвидации последствий стихии мобилизовывался весь персонал станции, направлялись воинские части и военные училища. Пути приходилось не просто расчищать, а откапывать с выносом снега на 200-300 метров в сторону. Ввиду того, что метели не прекращались, приходилось работать по несколько суток с небольшими перерывами для короткого отдыха и приема пищи. Характерным было то, что все работали с большим воодушевлением и энтузиазмом, без нытья и ссылок на трудности. Настолько был высоким настрой, а главное - мы понимали важность и необходимость нашего труда. Томск стоит в стороне от Транссибирской магистрали и к нему на север идёт отдельная железнодорожная ветка. Это случилось еще во времена строительства железной дороги, когда в целях её спрямления, дорогу проложили на 70-80 км южнее Томска. В результате этот город - бывший оплот освоения Сибири и важный перевалочный центр на пути из Европейской части России в Сибирь и на Дальний Восток, оказался в стороне.
Относительно прокладки железной дороги существует легенда, согласно которой дорогу должны были прокладывать не через Ново-Николаевск (нынешний Новосибирск), а через Томск. Но предприимчивые томские купцы, узнав об этом, дали проектировщикам солидную взятку, которая и отвела дорогу от города. Они таким оброзом сохранили свой доходный промысел - гужевой извоз, который приносил им немалые доходы.
Но со временем изоляция Томска была исправлена: в 1896 году его связали с Транссибирской магистралью железнодорожной веткой Тайга - Томск - Асино - Белый Яр.
В этот раз мне повезло: На станцию Тайга поезд прибыл поздно вечером, а через пару часов отправлялся «местный» до Томска. Поезда тогда ходили медленно, с длительными остановками на каждой станции и полустанке, поэтому в Томск, несмотря на небольшое расстояние, мы прибыли только к утру. Было солнечно и тихо, но ночная прохлада еще не прошла. Перрон и привокзальная площадь были сплошь заполнены народом, сошедшим с поезда, преимущественно это были вездесущие бабки со своими котомками и корзинами. В основном они сразу же потянулись к трамвайной остановке. Станция и вокзал располагались вне города примерно в 1-2-х километрах от его окраины и были связаны с ним трамвайными маршрутами. Взяв свою нехитрую поклажу - пустой отцовский чемодан с оставшимся в резерве одним пирожком, я пристроился к бабкам. Они, как выяснилось, направлялись на рынок и город, как мне кажется, знали лучше горожан. На мой вопрос как доехать до училища, они хором стали объяснять как и куда ехать, к кому обратиться в училище и даже как вести себя с начальством.
Ехать до училища, которое располагалось в центре города на ул. Фрунзе, надо было минут 30, и я с удовольствием из окна трамвая стал рассматривал город. На окраине были обычные сельские дома с пристройками и огородами, затем их вперемежку стали менять постройки городского типа, а ближе к центру - двух- и трехэтажные здания. Но среди всех этих строений можно было увидеть и прекрасно сохранившиеся дома - особняки старинной архитектуры с удивительно красивыми резными фасадами. Наверное нет в России таких городов, где так сохранилась наша старина.
О Томске я ничего не знал кроме того, что это областной центр и там много ВУЗов. В последствии же его историю изучил достаточно хорошо. Город располагается на правом берегу р. Томь примерно в 60 км от её впадения в р. Обь. Это один из первых городов Сибири. Он был основан ещё в 1604 г. и до 1925 г. являлся центром губернии, а затем - области.
К моменту моего прибытия Томск был крупным промышленным, учебным и научным центром. В частности в нем в 1880 г. был основан первый в Сибири университет, а в конце прошлого века - первый технологический институт (в последствии - политехнический). Всего же в городе в период моей службы было шесть ВУЗов и несколько филиалов институтов из других городов, например, Институт Водного транспорта (г. Новосибирск), где учился мой товарищ по школе Николай Семенов. Помимо них было 17 техникумов. Из культурных заведений - было два театра, филармония, несколько Домов культуры и ведомственных клубов. В Томске находился известнейший в мире Сибирский Ботанический сад. Как видим редко какой областной центр России имел такое количество учебных и культурных заведений. Из промышленных предприятий всесоюзную известность имели заводы «Сибкабель», подшипниковый, Сибэлектромотор и др.
Училище размещалось в двух местах: Управление и учебный корпус - на ул. Фрунзе, а остальные структуры в 400 метрах по улице Никитина в отдельном городке, обнесенном двухметровым кирпичным забором. Всех абитуриентов по мере прибытия распределяли по взводам и размещали в свободных от ремонта помещениях. Я оказался в одном из конечных по номеру взводов, так как прибыл, наверное, последним, буквально накануне экзаменов. Наш 28 взвод размещался в спортивном зале, где по периметру на полу были уложены матрацы. Когда я пришел, почти все они, судя по заправке, были заняты лишь несколько оставались свободными. Я выбрал себе матрац в середине, подальше от входной двери, получил постельные принадлежности и занял «свое» место, сев на матрац.
После напряженного и быстротечного калейдоскопа событий, связанных с прибытием в училище, оформлением документов, беседами с различными должностными лицами и поиском последней инстанции, где я должен бросить якорь, появилась возможность осмотреться и поразмыслить над сложившейся обстановкой, спланировать дальнейшие действия.
Вначале зал был пустой, за исключением дневальных, но постепенно стал заполняться разношерстной массой коллег-абитуриентов. Оказалось, что здесь кормят (все возвращались из столовой), при том - бесплатно. Эта новость меня несколько взбодрила. Ведь трое суток я почти ничего не ел, но как ни странно, голода не испытывал. По-видимому, организм действовал в унисон с психическим состоянием и обстановкой и еды не требовал. Этому способствовало и то, что я ни на что не тратил физических сил, пролежав все эти дни на вагонной полке. Теперь я спокойно достал и съел свой резервный пирожок.
Вскоре спортзал заполнился. Народ был одет просто и я среди них ни чем не выделялся, хотя большинство все же были не в сапогах, как я, а в ботинках с брюками на выпуск. Среди этой массы цивильных ребят было несколько человек в военной форме - солдат. Один из них - Георгий Самолкин оказался моим соседом по матрацу. Выше среднего роста, с хорошими физическими данными этот солдат-пехотинец выглядел каким-то забитым, с выражением лица и настроением как на похоронах. Прибыл он сюда несколько дней назад из Забайкалья, где проходил службу курсантом в полковой школе, и был уже в курсе всех здешних порядков.
Объявили построение. Моложавый капитан объявил, что экзамены начнутся через день; напомнил порядок их проведения и требования командования училища, предъявляемые к абитуриентам. Из его слов можно было понять, что желающих поступить в училище набралось много, будет конкурс, а поэтому всякое нарушение порядка и невыполнение требований, будет караться отчислением. В последствии оказалось, что конкурс был примерно 1,5-2 человека на место. После построения все разбрелись по разным углам здания и территории училища готовиться к предстоящим экзаменам.
Я не стал насиловать себя новым заходом по повторению уже надоевшего материала, к тому же и сил снова сесть за учебники не было, а поэтому решил отдаться на волю судьбы: сдам успешно экзамены - хорошо, не сдам - большой беды не будет. Успокаивало еще и то, что подходя к разным группам готовившихся, и, разговаривая с ребятами, я понял, что мои знания не ниже лучших из них.
Накануне экзамена, вечером тот же капитан объявил, как будет проходить сдача первого экзамена - сочинения с одновременной оценкой по русскому языку и литературе. Уже уходя, он неожиданно подозвал меня и сказал, что я освобождаюсь от сдачи всех экзаменов, так как мне засчитали оценки, полученные при поступлении в институт. Я был приятно удивлён. Оказывается, что при оформлении документов в училище, иркутский майор из Горвоенкомата (ввиду отсутствия аттестата зрелости) вложил в мое личное дело экзаменационный лист сдачи экзаменов в Горно-металлургический институт, в котором, как я уже упоминал, были очень приличные оценки, в результате - приятная неожиданность.
Спальное помещение курсантов в выходной день. 1950 г.
Лёжа на матраце я снова стал оценивать обстановку, изменившуюся в благоприятную сторону. Теперь я законно могу делать все, что мне хочется: посмотреть город, навестить земляков-студентов, посетить музеи..... Жаль только, что в карманах пусто, поэтому особенно не разгуляешься. Подошел сосед-солдат. Вид его был ужасен: лицо бледно-желтое, глаза - красные, вроде бы как от слез, голос дрожит, даже говорить не может. Я стал допытываться, что же случилось? Постепенно он разговорился. Оказывается, что у него какой-то психический надлом, кризис и в этом состоянии он дошел до крайней черты: жить или не жить. Вобщем как у Гамлета: «Быть или не быть».Житель Омска, он окончил там мукомольный техникум, после чего его призвали в армию и, как имеющего среднее образование, определили в полковую школу (школу сержантов) в мотострелковом полку. Порядки, насаждаемые там офицерами и сержантами, были драконовскими. По его словам курсантов школы не столько учили, сколько муштровали, доводя муштру до издевательства. Учиться ему оставалось еще полгода, но он считал, что такую учебу он не выдержит. Чтобы избавиться от этого кошмара, он воспользовался набором в военные училища. Так он оказался в Томске.
- Если я не поступлю в училище, - откровенничал он, - то покончу с собой. Можно, конечно, дезертировать, но это сделать совесть не позволяет. В любом случае в полковую школу я не вернусь. Шансов же поступить в училище - у меня практически нет, так как в техникуме нас учили профессии, не давая никакого общего образования, считая, по-видимому, что оно нам не нужно. Да, и сами мы не стремились его получить. Как я буду писать сочинение, если я в жизни их не писал и к тому же путаю Гоголя с Гегелем, Маяковского с Мусоргским, Салтыкова со Щедриным...
Да, положение у него было похуже «губернаторского». Когда же он узнал, что меня освободили от экзаменов, то как-то сразу преобразился, даже обрадовался, как-будто это его освободили; прошла слезливость, а глаза радостно заблестели. Человек он чувствуется бывалый, как-никак всю свою жизнь прожил в большом городе, много знал о жизни, о людях, не то, что я. Он стал просить меня пойти сдавать экзамены вместо него, убеждая, что в этом деле нет ничего плохого.
- Как же я пойду на экзамен вместо тебя, ведь это же обман, не порядочно?
- А, ты что будешь выглядеть порядочным, если я покончу с собой и у тебя после этого совесть будет чиста? - возбужденно парировал он, - у меня нет другого выхода, вся надежда только на тебя, ты мне послан судьбой, так что решай.
Ситуация сложилась скверная: идти на обман, подлог - совесть не позволяла. С другой стороны от меня зависела жизнь человека. Я не сомневался, что он может наложить на себя руки. Долго я сидел и думал, как поступить, Он меня не торопил. Когда же я ему сказал, что согласен его выручить, он бросился меня обнимать и мы барахтаясь покатились по матрацам.
Возле нас собрался народ, думали, что драка, но увидев его сияющую физиономию, решили - подвыпили ребята. А он от радости запел. У него оказался очень хороший голос - тенор. Георгий знал, наверное, все теноровые арии из опер и оперетт, романсы и народные песни. Возле нас столпились все, кто был в зале. Слушать его было интересно и приятно. Ему бы в артисты идти, а он - в армию. Судьба. Кстати в самодеятельности он никогда не участвовал, не любил петь для публики, а может стеснялся. После подъёма началось моё переодевание. Внешне мы совершенно не походили друг на друга ни лицом, ни комплекцией, только волосы были одинаковые - светлые. Но к счастью фотография в его солдатской книжке была такой, что кроме волос на ней ничего нельзя было разобрать. Не подходила по росту и его солдатская форма, но её все же кое-как подвернули и подшили; сапоги у меня были свои, правда не солдатские кирзовые, а офицерские хромовые (Григорий в свое время отдал), но кто в помещении будет рассматривать сапоги.
По прибытию на экзамен необходимо было предъявлять комиссии документ, который сверяли со списком. Солдатскую книжку моего двойника рассматривали, как мне казалось, с особым вниманием, разглядывая то фотографию, то меня. Но солдатский фотограф постарался на славу: комиссия решила, что я хорошо получился на фотографии и она соответствовала моему обличию. Так я и ходил сдавать за него все экзамены. Вообщем акция удалась, хотя результатов мы не знали: оценки не объявляли. Конец августа. Закончились экзамены, двоечников отчислили, а остальных распределили по дивизионам, батареям и взводам. Только мы с Георгием остались вдвоем в спортзале. Никто нас не вызывал, не проверял, как-будто мы не существовали и негде не числились. Я был в недоумении. Если нас не зачислили в училище, то должны были объявить и отправить, как отправляли тех, кто получал неудовлетворительные оценки. Правда они с ходу отправлялись в формируемое в Томске, Пехотное училище, где их зачисляли без экзаменов (там требовалось неполное среднее образование). А мой друг напротив, был очень доволен нашим положением, шутил, смеялся и напевал свои арии. Я несколько раз пытался идти в управление училища и все выяснить, но он всякий раз меня отговаривал.
Так мы с ним около недели гуляли по городу целыми днями, приходя в училище только на приём пищи и на ночь. Насытились этой свободой так, что мне она уже надоела. Наконец 1-го сентября я не выдержал этого безделья и мы пошли в управление училища. Там в отделе кадров, увидев нас, очень удивились: почему мы не на занятиях. По всей вероятности мы пропустили общее построение, когда объявляли результаты экзаменов и распределение по подразделениям. Оказалось, что все экзамены он «сдал» на отлично и мы с ним были зачислены сразу на второй курс в один и тот же дивизион, но в разные батареи. Радости у моего друга, казалось, не было предела и не из-за того, что приняли его сразу на второй курс, а потому, что не придется возвращаться в полковую школу.
Училище к моменту моего поступления заканчивало свое перепрофилирование и переформировывание. До этого оно было артиллерийским, готовившим офицеров наземной артиллерии. Теперь его решили сделать зенитным артиллерийским и готовить офицеров зенитной артиллерии, увеличив личный состав на одну треть (на один дивизион). Полное название училища стало таким: Томское ордена Красной Звезды Зенитное артиллерийское училище (сокращенно - ТОКЗАУ).
Училище имело награду, богатые традиции и неплохую учебно-материальную базу. До 1942 года оно дислоцировалось в Ленинграде и называлось «2-е Ленинградское артиллерийское училище». Затем оно было переведено в Томск, где продолжало готовить офицерские кадры для артиллерии Советской армии. Через несколько лет после моего выпуска его снова перепрофилировали, но уже в училище связи.
Перевод училища на подготовку офицеров Зенитной артиллерии (ЗА) было велением времени. Развитие в западных странах авиации и других средств воздушного нападения, возрастание их мощи заставило руководство страны и Вооруженных сил пересмотреть взгляды на роль и место противовоздушной обороны (ПВО) в системе безопасности страны. Началось реформирование сил и средств ПВО в соответствии с их функциональным предназначением. В последующем они были официально оформлены в такие структуры как Войска ПВО территории страны и войска ПВО в составе Сухопутных войск.
В Сухопутных войсках, в чьем ведении находилось наше училище, противовоздушная оборона (Зенитная артиллерия) в послевоенный период была сведена к минимуму. Были расформированы многие соединения, части и учебные заведения, уволена большая часть офицерского состава, имевшего богатый боевой опыт.
Однако обстановка с началом холодной войны потребовала не только восстановления, но и дальнейшего развития противовоздушной обороны. С этой целью стали формироваться части Зенитной артиллерии, учебные заведения; призвали из запаса часть офицеров-фронтовиков; увеличили ассигнования на разработку и производство новых систем вооружения ПВО, в том числе и ЗА. В перепрофилированном нашем училище поменялся командный и частично преподавательский состав, в его структуру ввели дополнительно третий дивизион, увеличился набор курсантов. Для формирования второго курса, помимо тех кто закончил первый, дополнительно использовали выпускников Подготовительных артиллерийских училищ и часть абитуриентов, отличившихся на вступительных экзаменах, в число которых попали и мы с приятелем. Что касается названных Подготовительных училищ, то это были специально созданные учебные заведения по типу Суворовсих, только со специальным предназначением. Правильнее, наверное, будет сказать, что Суворовские училища создавались по типу артиллерийских подготовительных. В отношении последних - немного истории.
В 1938 г. было создано 16 специальных (артиллерийских, авиационных) школ (8-10 классы). Их укомплектовали воспитателями и лучшими преподавателями, что сделало эти школы привилегированными учебными заведениями, можно сказать даже элитными. К примеру, их воспитанниками были сыновья Сталина, Кагановича, Тимур Фрунзе. Насколько мне известно «спецами» были известный офтальмолог С.Федоров, народный артист Н.Губенко, многие высокие военачальники и др. После войны вместо этих спецшкол создали несколько подготовительных училищ, в которых учились и дети, потерявшие родителей.
Как уже отмечалось, училище состояло из трех учебных дивизионов, управления и дивизиона обеспечения. Учебный дивизион (в пехотных училищах - батальон) это тоже, что и факультет в гражданских учебных заведениях. Он состоял из трех батарей по три взвода каждая.
Батарея была основной учебной единицей и объединяла в себе все три курса: 1-й взвод учился на первом курсе, второй - на втором, а третий - на выпускном. В соответствии с этим была и нумерация взводов в училище. Например, в нашей 7-ой батарее взводы имели номера: 17, 27 и 37. Я оказался в 27 взводе, а мой, в последующем товарищ и наш семейный друг Б.А.Знаменский, который вместе со мной поступал в училище, - в 17, так как был принят на первый курс. Термин «батарея» применяется в Ракетных войсках, в артиллерии и в войсках ПВО. По своему иерархическому уровню она соответствует такому общевойсковому подразделению, как рота.
Наш 3-й дивизион (командир - полковник Писарцов) располагался на верхнем этаже трехэтажной казармы. 7 батарея в количестве (75-80 человек) занимала одно спальное помещении. В нем по взводно в два ряда стояли кровати. За этим помещением было еще несколько комнат, где размещались канцелярия батареи, ружейная комната и каптерка, куда меня привел дежурный по управлению училища. Напротив, через широкий коридор, в котором проходили все построения, размещалась 8 батарея, куда определили моего приятеля.
Казарма была пуста: все курсанты были на занятиях. Каптенармус - старший сержант сверхсрочной службы удивился моему появлению и долго копался в ворохе военной одежды, пытаясь найти для меня что-нибудь подходящее. Наконец перечень положенных курсанту предметов обмундирования был подобран, после чего мы начали с ним примерять. В целом обмундирование, несмотря на то, что было в употреблении, имело более-менее приличный вид; в крайнем случае смешным я не выглядел.
- А теперь - в баню, - сказал каптенармус, - там же острижешься наголо и переоденешься. Чтобы тебя не задержали на КПП и в городе, вот тебе жетон, - и дал мне круглую металлическую пластинку, которая служила разрешением на краткосрочное увольнение.
-Но на баню и стрижку у меня нет денег.
- В бане скажи, что ты из училища, и тебе все сделают без оплаты. Так оно и получилось. Баня была недалеко от училища, но я решил не спешить и вернулся только к обеду, остриженным под «ноль» и обмундированным на военный лад. Началась моя военная служба, длившаяся ровно 40 лет. Практически это не только лучшие годы, но и вся жизнь, так как и после увольнения я продолжал жить в том же ритме, с установившимися привычками и армейскими мерками на все события жизни. К тому же, после увольнения я не порвал с армией и продолжал трудиться в Научно-исследовательском институте Министерства Обороны, так что служба в армии у меня заняла более половины века.
Прибыли с занятий курсанты. Каптенармус вручил мне постельные принадлежности и представил старшине батареи, который отвел меня в расположение взвода и «вручил» непосредственным моим начальникам: помощнику командира взвода и командиру отделения. Последний определил мое место в спальном помещении: кровать и тумбочку (на двоих - для предметов повседневной жизнедеятельности), а также показал как заправлять постель, укладывать одежду на стул возле кровати и где должны стоять сапоги с обернутыми на них портянками (для просушки). Особое внимание он обратил на заправку постели, дав понять, что за малейшую неаккуратность в заправке, будет следовать наказание.
В последующем я понял, что заправка постели требовала не только умения, но и быстроты. Она во многом являлась критерием оценки способностей курсанта и причиной придирок со стороны командиров. Понятно, что аккуратно заправленные постели и чистота, являются зеркалом порядка, дисциплины и требовательности командиров. Поэтому не случайно во взводах и батареях проводились соревнования и конкурсы на лучшую заправку постели. Она в какой-то мере была не прикасаемой, как корова в Индии. В повседневной жизни на постель нельзя было садиться (для этого у каждой кровати стояла табуретка), ни тем более лежать, кроме как раздетым во время отдыха.
Младший командный состав батареи (сержанты) назначался из числа курсантов 3-го (выпускного) курса. Свои обязанности они в своем большинстве выполняли ревностно, правда иногда допускали излишние придирки, показывая свое превосходство не только как командира, но и как курсанта старшего курса, однако это в основном касалось тех, кто позволял так обращаться с собой. Что касается «дедовщины», как принято говорить сейчас, то ее как таковой не было, хотя незначительные попытки ее проявления, подобно сказанным выше, несомненно были. Но это в основном были мелкие ничего не значащие случаи.
Командиром отделения и моим непосредственным начальником был сержант В. Антыдзе. Несмотря на фамилию он писался русским, хотя смуглость выдавала его южные корни. Что бы показать свое «высокое» положение, он постоянно, особенно на первых порах, придирался по всяким мелочам. А может мне это так казалось. Ведь ему, как старшему, так и следовало поступать, так как мы делали только первые шаги на военной службе и многого не знали и не понимали. В последующем эта рьяность у него поубавилась и отношения у всех с ним наладились.
Находясь в Северной Группе войск я неоднократно встречал его в Бресте, где он служил. Любитель выпить, он как и некоторые другие выпускники училища, проходящие там службу, встречал и провожал почти все поезда, следующие в Брест с запада и востока, в надежде встретить знакомых и посидеть с ними в ресторане. Бывал там я у него и дома. Его жена, учитель по профессии, в пример ему была женщиной серьезной и рассудительной. Взвод, в который я попал, был укомплектован выпускниками Подготовительных артиллерийских училищ. В нем было только два человека, не имевших никакого отношения к этим училищам, это я и В.Волков, закончивший педагогический техникум и год проработавший учителем в школе.
Моим соседом по тумбочке (тумбочка была на двоих), которая стояла между нашими кроватями, был Феликс Ионин - москвич, белобрысый и немного заикающийся, но очень добродушный парень. По этому поводу так и хочеться сказать ходовым армейским выражением: «Мы два года жили с ним в одной тумбочке». Кстати, они с С.Якимовичем (моим сослуживцем после училища и нашим семейным товарищем) были закадычные друзья с детства.
Другим моим соседом (по кровати) был курсант Александр Таран (Саня) - несколько нервный и не сдержанный парень, но очень простой (в смысле не жадный) и верный товарищ. С ним мы особенно близко сошлись и подружились. Вхождение в коллектив всегда болезненное и нелегкое дело, где новичка стараются «приучить», заставляют быть послушным, на побегушках, выполнять волю и желания признанных и не признанных лидеров. Мы с В.Волковым оказались чужими в новом коллективе. Все, кроме нас, окончили подготовительное училище, где по три года носили военную форму и считали себя бывалыми военными. Они по мальчишески гордились этим и видели себя на голову выше тех, кто впервые надел форму, презрительно называя их «пиджаками». Поэтому в первые месяцы службы пришлось не без труда преодолевать отчужденность и высокомерие своих будущих сослуживцев. Труднее оказалось моему коллеге В.Волкову, но объединившись со мной, он выстоял, оказался на высоте и также не позволил никому помыкать собой. Такие мелкие нюансы противостояния всегда были и есть в любом коллективе, разница лишь в том, что в одном они проявляются больше, в другом - меньше. И если кто-то не выдерживает давления отдельных личностей, поддается их воле, позволяет издеваться над собой, то в этом следует винить только себя. Нужно уметь всегда постоять за себя, используя в зависимости от обстановки, различные способы, в том числе дозволенные и не дозволенные. В нашем взводе, как и в других, постепенно все успокоилось, эмоции поутихли, страсти улеглись, все подружились и стали жить одной неразрывной семьей до окончания училища, и продолжая даже после него поддерживать дружеские связи. У меня особенно близкие отношения установились с Саней Тараном (из Харькова), Николаем Марченко (с Кубани), с Василием Волковым (из Алтайского края) и несколькими другими ребятами. Если же говорить в целом, то приятельские отношения у меня были со всеми курсантами взвода, за исключением может быть двух-трех человек, с которыми мы не всегда понимали друг друга.
После такого отступления вернемся к прерванному повествованию. Построение батареи на обед. Она построилась повзводно, а взводы - по отделениям. Командовал построением батареи и вел её в столовую, как и на все другие мероприятия, старшина. Отделения строились по росту и каждый должен был знать согласно Строевого устава «своё место в строю, быстро и без суеты занять его». Я в строю оказался четвертым или пятым от левого фланга.
Столовая была большой, размещалась на первом этаже казармы. Её емкость позволяла обслуживать курсантов всего училища в одну смену. В столовой каждый взвод занимал места за своими (закреплёнными за ним) столами, по обеим сторонам которых стояли скамейки. Перед каждым местом уже стояла холодная закуска и компот. Нарезанный хлеб был разложен в хлебницы из расчета на несколько человек каждая. Обслуживали столы официантки и с приходом курсантов быстро разносили в тарелках первое и второе блюда.
Меню обеда, а в дальнейшем ужина и завтрака, было разнообразным и в достаточном количестве. Почти все подаваемые блюда были вкусными (по крайней мере для меня). Даже хлеб, а он был черный - для закуски и первого блюда, и белый для второго и третьего, оказался таким вкусным, что его можно было есть отдельно, без всяких блюд. Значительно позже я узнал, что его пекли на гарнизонном хлебозаводе, а на армейских хлебозаводах, как известно, хлеб пекут по своим рецептам и он всегда отличается своей пышностью и высокими вкусовыми качествами.
Мой сосед по столу, заметив мое удивление обилием еды, разъяснил, что нас кормят по курсантской норме, которая по своему разнообразию и калорийности значительно выше солдатской и мало чем отличается от офицерской.
Пока я не спеша расправлялся с закуской и первым оказалось, что все уже поели. Раздалась команда : «Встать! Выходи строиться!» Делать нечего, пришлось с сожалением оставить нетронутым второе и третье.
- Ты хоть компот выпей, - вставая из-за стола, сказал мой компетентный сосед, - я махнул рукой.
- Вот дурак, - и по ходу выпил мой компот.
Потом я понял, что в курсантской среде компот самое дефицитное блюдо. В спорах компот чаще всего фигурирует в качестве средства расплаты. Им оплачивались также различные услуги и просьбы. Постепенно я освоился и таких оплошностей больше не допускал. Курсантской нормы питания было достаточно для каждого из нас и я не припомню случая, чтобы кто-то был голодным и дополнительно покупал себе продукты питания. Особенно вкусно и более обильно нас кормили по праздничным дням, а иногда и по воскресеньям. По праздничным дням во время обеда в столовой играл оркестр, чем подчеркивалась важность праздника и, естественно, поднималось настроение. Распорядок жизнедеятельности курсантов был жестким, но для меня он не был обременительным. Подъем в 6.00, физзарядка во дворе училища - 30 мин. Затем - туалет (умывание, бритье, чистка сапог и т.д.), заправка постелей, утренний осмотр внешнего вида, 30-40 мин. политинформация и построение на завтрак. Уборкой помещений казармы курсанты не занимались, эту работу выполняли женщины-уборщицы. Однако при наказании курсанта «нарядом на работу», приходилось мыть полы отдельных помещений (ружейной комнаты, коридора и др.).
После завтрака батареи строем в (составе дивизиона) с песнями шли на занятия в учебный корпус. В послеобеденное время - одночасовой отдых (сон), чистка оружия (за каждым был закреплен карабин и противогаз, а за батареей - несколько единиц боевой техники) и самоподготовка, во время которой готовились к очередным занятиям. В это же время работали различные спортивные секции.
Личное время отводилось после ужины. В это время каждый мог заниматься своими делами, но обязательно должен был привести в порядок свою форму одежды: почистить брюки, гимнастерку, её пуговицы (они тогда не были анодированными и ржавели), пряжку ремня, металлические части полевой сумки, сапоги; подшить подворотничек к гимнастерке и т.д. В это же время могли проводиться культурно-массовые мероприятия. Перед отбоем проводилась вечерняя проверка, где также доводились различные указания начальства, приказы. Завершающим мероприятием дня была вечерняя прогулка строем с песнями во дворе училища или на прилегающих к нему улицах.
В воскресенье и в праздничные дни подъем и отбой сдвигались на один час. Иногда все училище по-дивизионно во главе с оркестром проходило с музыкой и песнями по центральной улице города. Это необычное событие вызывало у горожан большой интерес и они толпами заполняли тротуары, улыбались и доброжелательно приветствовали и подбадривали проходящие стройные колонны курсантов.
Перед каждым мероприятием, а также для утренней и вечерней поверки батарея строилась в коридоре напротив своего спального помещения. Иногда, особенно при вечерней поверке, нахождение в строю затягивалось на продолжительное время ввиду доведения различного рода указаний или очередного «воспитательного» сеанса по поводу какого-либо нарушения дисциплины или распорядка дня.
Долгое стояние в строю надоедало и, чтобы как-то его разнообразить, я взял себе за правило читать плакаты, которые висели на стене напротив строя, с выдержками из произведений знаменитых соотечественников и классиков марксизма-ленинизма. Так как подобных построений было много, то все эти цитаты сами по себе запомнились, что в последующем мне пригодилось не только в училище, но и в войсках.
Бывали случаи, когда к занятиям по общественно-политическим дисциплинам не всегда была возможность подготовиться, поэтому при ответах, сказав несколько общих фраз о теме, я извлекал из своей памяти содержание этих плакатов и цитировал высказывания классиков. Пусть они были не всегда к месту, но были дословно и эмоционально сказаны, что подвергало преподавателя к определенным размышлениям по поводу моих возможностей, и он как правило ставил положительную оценку.
Основой жизни курсантов была учеба. Ей отводилось больше всего времени. Учебными дисциплинами, составляющими курс обучения, были: Стрельба зенитной артиллерии (ЗА), тактика ЗА, материальная часть ЗА (устройство боевой техники), приборы управления, радиолокация, история партии, электротехника, топография; строевая, стрелковая и физическая подготовка; иностранный язык, воинские уставы и др. В трехгодичной программе помимо этих дисциплин были высшая математика, физика, история военного искусства. Последние в нашу двухгодичную программу не входили. Важной и одной из ведущих дисциплин была «История партии», на которую обращалось особое внимание. Она раскрывала роль и работу ВКП(б) (в последующем КПСС), начиная со своего зарождения до наших дней, а также жизнь государства в советский период. В основу изучения был положен «Краткий Курс истории ВКП(б)», написанной в 30-е годы И.В.Сталиным. Книга была написана доходчивым и лаконичным языком, без всяких пояснений и обоснований; она легко читалась и понималась. Однако в программу изучения этой дисциплины было включено столько материалов для разъяснения разделов этой книги, что первоисточник оказался трудно понимаемым, особенно главы о диалектическом и историческом материализме, а также о фракционной борьбе внутри партии. Материалы о последнем носили абстрактный характер, поэтому трудно усваивались и запоминались.
Палатка курсантов в летнем лагере. 1950 г.
Два раза в год курсанты выезжали в лагерь: один раз зимой на не продолжительный срок и другой раз летом (с мая по август) в Юргинские лагеря, расположенные на р. Томь.Преподавательский состав - это офицеры, прошедшие войну и имевшие большой практический опыт, однако преподавателей с высшим образованием было очень мало. Оценивая уровень профессиональной подготовки преподавателей, я бы назвал его средним. Среди них были те, кто с большой ответственностью относился к выполнению своих обязанностей, был одержим своей профессией, но были и такие, кто тяготился этой должностью. Однако таких было немного, единицы.
Возглавлял училище полковник Клочко, офицер с большим опытом командной работы (в войну и в послевоенный период он командовал зенитной дивизией), но звание «генерала» по каким-то причинам, он долгое время не получил. Командиром дивизиона был полковник Писарцов, офицер требовательный, но своеобразный в своих действиях. Он нам показывал пример приукрашивания работы перед начальством или попросту «очковтирательства», парадности а иногда и откровенного вранья, если требовалось скрыть негативное положение дел в дивизионе. Многие считали, что именно таким должен быть офицер, находчивым, в меру нахальным и умеющим показать свои дела в более выгодном цвете.
Командир батареи майор В.Ведихин был прекрасным спортсменом и строевиком. В отношениях с нами был требовательным, но акцент в работе ставил на сознательность каждого из нас; зачастую он шел нам навстречу, хотя это могло отрицательно сказаться на его службе, узнай об этом начальство, но мы его никогда не подводили. Командиры взводов были в каждом взводе и почему-то часто менялись.
Помимо этих офицеров в дивизионе был партполитаппарат в лице заместителя командира дивизиона по политической части и двух секретарей: партийного и комсомольского бюро. В целом офицеры дивизиона - непосредственные наши воспитатели добросовестно выполняли свои обязанности и каждый соответствовал своей должности.
О своей будущей профессии, как уже упоминалось, я не имел никакого понятия, думал, что это артиллерийская специальность. Только на первых занятиях по профилирующим дисциплинам я в общем плане ознакомился с Зенитной артиллерией и с её местом в борьбе с противником.
С возникновением авиации, стремительным её развитием и превращением в эффективное средство разведки и поражения войск и наземных объектов возникла острая необходимость борьбы с нею. О темпах развития авиации можно судить хотя бы по таким цифрам. Зародилась она в начале ХХ века, но уже к 1914 году в русской армии было 263 самолета, в немецкой - 232, во французской - 156, что позволило с началом 1-й мировой войны широко её применять на полях сражений.
Для борьбы с ней специальных средств, естественно, не было. Орудия полевой артиллерии для этой цели не годились как по своей конструкции, так и по возможностям стрельбы: малые углы возвышения ствола и сектор стрельбы по азимуту, отсутствие специальных прицельных приспособлений, позволяющих вести стрельбу по воздушным целям.
Стрельба по самолетам имеет свои особенности. Если наземные цели являются малоподвижными, неподвижными или стационарными, то воздушные цели (самолёты) отличает большая скорость перемещения в пространстве, высота полёта, маневренность, способность атаковать с любых направлений. К тому же лётные характеристики самолётов постоянно совершенствовались, возрастали. Так, к началу 1-й Мировой войны скорость полёта самолётов достигала 80-100 км/ч, к концу - до 180-200, а в ВОВ - до 500 км/ч. Всё это существенно влияет на процесс стрельбы по воздушным целям. В этом процессе поимка и прицеливание в воздушную цель не являются гарантией её поражения, так как она после выстрела за время полёта снаряда, переместится на расстояние, равное пути S=Vц Tсек. Поэтому при стрельбе необходимо учитывать параметры движения цели: дальность до цели, её курс и высоту, скорости полёта цели и снаряда, а также различные другие условия, влияющие на баллистику снаряда (скорости ветра, температуры воздуха на земле и на высоте полета и др. ).
На основании этих данных требуется рассчитать упрежденную точку в воздушном пространстве по курсу движения самолёта. В эту точку и следует послать снаряд с таким расчетом, чтобы к моменту подхода к ней цели, туда подлетел снаряд и они там бы встретились.
Как видим, стрельба по воздушной цели имеет свою специфику, большой пространственный размах и требует тщательной подготовки до и после обнаружения цели, а также учет многих факторов, которые не требуются при стрельбе по наземным целям.
На первом этапе борьбы с самолётами, ввиду отсутствия специальных пушек для стрельбы по ним, приспосабливали для этих целей орудия полевой артиллерии, устанавливая их на самодельные станки, позволяющие разворачивать их в горизонтальной плоскости (по азимуту) и придавать им значительно большие углы возвышения. Однако эффективность от этих мер была недостаточной, тем не менее этот способ борьбы с авиацией противника продолжал применяться в течение всей 1-й Мировой и Гражданской войн. Начиная с Балканской войны (1912 г.), когда авиация впервые раскрыла свои возможности, некоторые страны Европы начали разработку специальных противосамолётных (зенитных) пушек, способных бороться с ней. В Россия первая такая пушка (калибр - 76 мм) была создана на Путиловском заводе в 1914 году инженером Ф.Ф.Лендером при участии капитана В.В.Тарновского. С появлением зенитных пушек стали формироваться противосамолётные батареи и к 1917 году было сформировано 30 таких батарей. К сожалению это была капля в море. Основную массу (порядка 220 ед.) по-прежнему составляли батареи, вооруженные орудиями полевой артиллерии.
В последствии (в годы Советской власти) первая зенитная пушка неоднократно модернизировалась, улучшались её боевые характеристики. К началу Великой Отечественной войны были приняты на вооружение новые, самые современные на тот период зенитные артиллерийские пушки: 25 мм и 37 мм зенитные автоматические пушки (ЗАП) - для борьбы с маловысотными целями и 85 мм зенитная пушка (ЗП) - для поражения самолётов на средних и больших высотах. 25 и 37 мм ЗАП относились к классу малокалиберной зенитной артиллерии (МЗА), а 85 мм ЗП - к среднекалиберной зенитной артиллерии (СЗА). На базе этого оружия формировались батареи, дивизионы, полки, бригады, дивизии и корпуса ЗА.
Разноплановость задач, выполняемых зенитной артиллерией, требовали разграничения её функций. Поэтому зенитная артиллерия , начиная с 30-х годов, фактически разделилась на две части: войсковую (в составе Сухопутных войск) и ПВО Страны, прикрывающую объекты в глубине территории страны, в том числе и крупные административно - промышленные центры. В 50-х годах это разделение было узаконено официально, при этом Войска ПВО Страны стали видом Вооруженных сил, а войсковая ПВО - родом войск в составе Сухопутных войск. В период реформ (1998г) Войска ПВО Страны объединили с Военно-Воздушными Силами (ВВС), создав единый вид Вооруженных сил - ВВС. Что снизило их возможности и потенциал.
Принятие на вооружение новых пушек, особенно 37 и 85 мм, было большим достижением отечественной промышленности и значительно повысило уровень противовоздушной обороны. Их применением перекрывался весь диапазон полётов авиации противника, а на малых высотах, где ожидались наиболее интенсивные налеты, действия 37 мм пушек усиливались зенитными пулемётными установками.
Важным этапом в развитии ЗА и повышением её эффективности явилось включение в состав батарей 85 мм пушек специального прибора управления артиллерийским зенитным огнём (ПУАЗО), который в автоматическом режиме решал задачу встречи снаряда с целью, выработывая координаты упрежденной точки. Эти данные синхронно по силовым кабелям передавались на орудия. По полученным данным расчет наводил орудие в упрежденную точку и устанавливал, рассчитанный на ПУАЗО, взрыватель снаряда (время подрыва боеприпаса).
Прибор управления постоянно совершенствовался. Самой лучшим его образцом был ПУАЗО-3, принятый на вооружение в годы войны. Для определения и ввода в ПУАЗО-3 исходных данных (дальность, азимут и угол места ) в батарее имелся 4-х метровый дальномер ДЯ-1, который размещался рядом с прибором. Таким образом, батарея 85 мм ЗП являлась комплексом средств (орудий и приборов), способных самостоятельно сопровождать и уничтожать обнаруженную цель.
ПУАЗО-3 был не только выдающимся достижением советской науки и промышленности, но и являлся праобразом современной вычислительной техники (компьютеров). Фактически это была ЭВМ, действовавшая на базе электро-механических устройств.
Поступившее в войска новое зенитное вооружение показало в годы ВОВ высокие боевые качества, поэтому не случайно оно находилось в войсках почти два десятилетия. Развитие авиации и её боевого применения требовало дальнейшего совершенствования зенитного вооружения. В 50-е годы, уже после окончания мною училища, в войска стали поступать новые зенитные артиллерийские орудия и установки, приборы управления огнём и радиолокационные станции. К их числу относятся 57 мм, 100 мм и 320 мм пушки с радиолокационными комплексами, включающим радиолокационную станцию и прибор управления огнём; счетверённая зенитная пулеметная установка (калибр 14,7 мм) ЗПУ-4, счетверённая зенитная самоходная установка ЗСУ-23-4 «Шилка» (калибр 23 мм), радиолокационные станции (РЛС) обнаружения. С появлением высокоскоростной реактивной авиации, крылатых ракет на смену зенитным артиллерийским комплексам пришли более эффективные и дальнобойные зенитные ракетные комплексы (ЗРК). Это новый этап в развитии средств противовоздушной обороны. При этом следует отметить, что дальнейшее развитие средств ПВО шло так стремительно, что за последующие 20-25 лет сменилось три поколения ЗРК и РЛС, последние образцы которых значительно превосходили зарубежные аналоги по эффективности, компановке и мобильности. К сожалению начавшиеся в 90-х годах «реформы», затормозили развитие вооружения в армии, в том числе и в войсках ПВО, что позволило развитым зарубежным странам, используя наш опыт, приблизиться к отечественным образцам зенитного оружия.
Последнее из нашего экскурса в историю ПВО - это далёкое будущее с позиций моей учебы в училище. А пока мы делали только первые шаги в армейской жизни и в военной учебе.
До принятия присяги никого из вновь принятых курсантов в город (в увольнение) не отпускали за исключением коллективных выходов (строем) в гарнизонный Дом офицеров или в театр.
Присягу принимали в юбилей Октябрьской революции, торжественно, все в парадной форме и с оружием. Несмотря на то, что до этого под руководством командира взвода мы её хорошо изучили и знали наизусть, при чтении текста присяги перед строем, когда давалась клятва верно служить Отечеству, каждый из нас волновался и чувствовал высокую ответственность за произнесенные слова и подписи под ней. И должен сказать, что торжественные слова присяги отложились не только в сознании, но и наложили отпечаток на характер каждого из нас и мы остались верные ей на всю жизнь.
И когда в 90-х годах «демократы» и их пресса стали опошлять прошлое нашего государства и историю народа, всячески поносить армию, выпячивая только негативные случаи её жизни, мы остались верными присяги, патриотами страны и в силу своих возможностей старались внести свой вклад в укрепление государства и его армии, протестуя против преступной деятельности нового руководства страны, разоблачая его продажность, некомпетентность и коррумпированность.
После принятия присяги в выходные и праздничные дни курсантам разрешалось увольнение в город до 22.00, однако не всем, а только половине из числа не имевших нарушений воинской дисциплины. Практически же в увольнение ходили все , кто хотел. В училище был свой клуб. Это достаточно большое 3-х этажное здание дореволюционной постройки, находившееся на противоположной от училища стороне улицы. В нём не менее двух раз в неделю показывались кинофильмы; давались концерты артистами и самодеятельностью; устраивались вечера отдыха и танцев, на которые каждый курсант имел право пригласить знакомую девушку.
Пользуясь этим я часто приглашал на эти вечера своих землячек-студенток. Должен сказать, что училищные вечера отдыха и танцев под духовой оркестр пользовались большой популярностью у девушек Томска. Обычно перед началом такого вечера у входа в клуб собиралась внушительная толпа девушек, желающих пройти, и хотя их свободно не пропускали, все они на вечер проходили: их проводили знакомые и не знакомые курсанты. Довольно часто устраивались коллективные выходы училища в Драматический театр, филармонию и на концерты в гарнизонный Дом офицеров. Всем нам очень нравились спектакли Драматического театра, где была, на мой взгляд, сильная труппа и интересный репертуар. Такие выходы осуществлялись строим, с оркестром по центральной улице города.
Один - два раза в неделю в свободные вечерние часы в клубе училища работала «школа» танцев (бальных), где опытные специалисты обучали нас правилам и премудростям современного танца.
Время учебы в училище совпало с периодом борьбы с космополитизмом. Как уже отмечалось, эта борьба пронизывала все сферы жизни, в том числе и танцы, некоторые из которых были отнесены к разряду антинациональных и были исключены из перечня танцуемых. К числу таких танцев были причислены танго и фокстрот. На вечерах отдыха их не упоминали и не исполняли, они как бы не существовали. Однако на танцах в небольших клубах и в компаниях их по-прежнему танцевали, при том с большей охотой, чем другие («запретный плод всегда слаще»).
Вместо запрещенных рекомендовались другие танцы, в том числе и старинные: полька, краковяк, ту-степ, паде-грас, паде-паденер, мазурка и др. Это были тоже интересные и увлекательные танцы, но к сожалению отжившие свое время. Они были более сложными в исполнении и требовали определенной подготовки, галантности. Вот мы в свободное время, добровольно обучались этим танцам, а в качестве партнерш приглашались студентки расположенного рядом с клубом торгово-кооперативного техникума, которые с большой охотой откликались на эти приглашения.
Не знаю, кто придумал и чьё это было решение, но из курсантов нашего дивизиона решено было создать хор. Наверное это было решение командира дивизиона, который любил выделяться на фоне других. С этой целью из филармонии пригласили опытного специалиста (женщину) по хоровому пению - хормейстера. Она серьёзно взялась за порученное дело и начала с того, что проверила наши голосовые возможности, и тех кто отвечал её требованиям, определила в состав хора, а остальных к их радости - отчислила. Отобранных она разбила на три вокальные группы и стала заниматься с ними раздельно, иначе говоря, как она объяснила, у нас будет трёхголосый хор. После освоения каждой группой своих партий, она нас объединила.
На первой совместной репетиции мы решили показать ей наше мастерство и запели каждый во весь свой голос, но так как громче всех пели баритоны, то все сбились на их тональность. Наша патронесса схватилась за голову и заплакала от огорчения: сколько сил и энергии она потратила на нас и всё напрасно. Началось все сначала. И так несколько раз, пока мы не стали себя сдерживать и внимательно смотреть на неё и её руки. Первый наш концерт был в Доме офицеров. Не знаю как наш хор выглядел со стороны, но нам хлопали, а затем даже многократно приглашали в Дома культуры и клубы города. Если говорить о самодеятельности, то она процветала как по культурной линии, так и по другим направлениям. Взять хотя бы медицину. Медицинскую подготовку вёл у нас начмед училища полковник Татаринов. Это был подтянутый, всегда аккуратно одетый офицер - участник боев еще на Халхин-Голе, но с характером вольнодумца и анархиста. Одним из утверждений, которых он касался на занятиях по медицинской подготовке, было то, что у человека, как вообще в природе, есть часть не нужных ему органов, мешающих полноценной и здоровой жизни.
Например, зачем человеку, особенно военному, аппендикс? В экстремальных условиях он может не только вывести его из строя, но и даже привести к смерти. Рано или поздно его вырезают, так не лучше ли вырезать его заблаговременно в стационарных госпитальных условиях. И как не странно он добился своего или сверху пришел соответствующий циркуляр, но был составлен график вырезания аппендикса у всех курсантов училище. Взвод в полном составе направлялся в госпиталь, после нескольких дней - другой, и так началось вырезание. Экзекуцию успели провести на нескольких взводах 1-го курса, затем кто-то вмешался и эту самодеятельность отменили. Говоря о начмеде училища, то следует еще сказать, что я помог ему найти потерянного брата. Находясь в отпуске в Абакане, я поехал в глубинку Хакассии навестить отца, который с выездной бригадой ветеринарных работников осуществлял контроль и обработку скота, который перегоняли из Тувы. Отец квартировал у местного коллеги, фамилия которого была такой же как у нашего полковника - начмеда. В разговоре выяснилось, что они потеряли друг друга более 10 лет назад. Показали фотографии, оказалось, что это наш начмед. Вернувшись из отпуска, я рассказал начмеду о встрече с его братом. Он был признателен мне за это известие, но, как ни странно, особой радости на его лице я не заметил.
Важным событием в жизни курсантов были выезды в лагерь. Этому предшествовала морально-психологическая (политико-воспитательная) работа, включавшая в себя общие и комсомольские собрания; выступления на эту тему офицеров и курсантов старшего курса, проведение специальных занятий. В результате к началу выезда все курсанты были «заряжены» и горели большим желанием не только выполнить всё, что от них требовалось, но и при этом показать себя с лучшей стороны.
Первый выезд в лагерь был зимой. На мой взгляд он преследовал две цели: дать практику курсантам выживания в сложных климатических и погодных условиях и совершенствование моральной и физической (в основном лыжной) подготовки. Мне особенно запомнился выход в зимний лагерь в конце февраля - начале марта, когда учился на втором курсе. Зима в этот год была суровой и морозы не опускались ниже 25-30 град., усиливаясь по ночам. Нас на бортовых машинах привезли в тайгу до места, где заканчивалась расчищенная дорога. Далее мы шли пешим порядком, практически по целине, а это около 3-5 км.
До места лагеря, а это была большая поляна в лесу, добрались только к исходу дня. Мы знали, что лагерь не оборудован и нам предстоит рыть для жилья землянки и обустраивать свой быт. Землянки должны быть большими: одна на взвод, то есть на 25-30 человек. Мороз крепчал и большинство ребят, которые были с южных краёв, устав после перехода, в полном смысле слова стали замерзать и нам, более приспособленным к эти условиям, пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить их греться в работе, тем более что пунктов обогрева не было.
Курсанты. 1-й ряд: Ионин, Шумеев, Свинарев, Волков.
2-й ряд: Матвеев, Субботин, Самолкин, Центнер, Командиров. 1950 г.
Столовая была оборудована на на соседней поляне. Пища готовилась в полевых кухнях, а столы и лавки были сделаны из утрамбованного снега, облитого водой, иначе говоря, были из льда, как в «Ледяном доме» Лажечникова, описавшего потехи императрицы Анны Иоановны.
На следующий день жизнь в лагере началась строго по распорядку без скидок на суровые условия обитания. Оценивая эти события с позиций настоящего времени, можно удивляться смелости руководства училища и его стремлению воспитывать курсантов в спартанских, а не в тепличных условиях, прививать будущим офицерам навыки действий в экстремальной обстановке, когда бы они не теряясь, выполняли задачи, показывая пример выносливости подчиненным.
В летний лагерь (Юргинский полигон) отправлялись в середине мая водным транспортом по р. Томь, а возвращались в конце июля - железнодорожным. Переезды, таким образом, приобретали характер практической учебы передвижения различными видами транспорта: курсанты самостоятельно грузили, крепили и выгружали боевую технику, учились порядку следования в составе воинских эшелонов. По-видимому, эти переезды были заложены в программу обучения и они являлись исключительно полезными уроками для дальнейшей службы офицера-командира. Своеобразие боевой подготовки частей и подразделений войсковой ПВО, требует частого выезда на полигоны (не менее двух раз в год - зимой и летом), на учения, поэтому офицерам необходимо в совершенстве знать все нюансы переездов и перевозки личного состава и техники, а также уметь научить этому своих подчиненных.
Юргинский лагерь располагался на правом берегу р. Томь, примерно в 7-10 км от поселка и железнодорожной станции Юрга (в настоящее время - город). В Западно-Сибирском военном округе он был основным и здесь на летний период собирались практически все войска округа. В этих условиях им ничто не мешало жить по уставам и заниматься боевой подготовкой в соответствии с планами обучения. На завершающем этапе здесь же проводились учения и боевые стрельбы.
Училище располагалось на левом фланге лагеря почти на самом берегу живописной и полноводной реки Томь и, хотя оно занималось по своему плану, часто привлекалось к общелагерным делам: несение караульной и патрульной службы, очистка полигона от неразорвавшихся боеприпасов, участие в общей поверке «Заря» и др.
Общелагерная поверка «Заря» проводилась 1-2 раза за лагерный период. На неё выводились все войска лагеря. Проводило поверку командование округом во главе с Командующим. Смысл её заключался в том, что выстраивались в каре войска, по общей команде проводилась обычная вечерняя поверка, затем исполнялась оркестром «Заря» (специальный музыкальный фрагмент), после которой - Гимн; а по окончанию Гимна, войска проходили торжественным маршем под оркестр.
Запомнилась первая из таких «Зорь».
Наше училище прибыло на отведенное место, как, впрочем, и все войска, с «ефрейторским зазором»: часа на два раньше назначенного срока. Времени до начала было ещё много и все расселись и разлеглись на мягкой летней травке полигона. Я, пригласив двух товарищей, пошел попроведать земляка - краснотуранца Инокентия Усова - школьного товарища брата Григория. Он - старший лейтенант, участник ВОВ, служил в артиллерийском полку в г.Ишим и в это время, как и все войска округа, должен был находиться здесь, в лагере. Нашли его быстро: их дивизия располагалась недалеко от нас. На траве полулежала большая группа офицеров и громко смеялась, по-видимому, после рассказанного очередного анекдота или какой-то байки. Кешку среди офицеров я увидел сразу. Его вид нас очень удивил: не столько выгоревшей до бела гимнастеркой, сколько следом от третьей звездочки старшего лейтенанта, «помятым» лицом и удрученным состоянием. Он совсем не походил на того подтянутого смуглого красавца - лейтенанта с «иконостасом» наград на груди, что приезжал в отпуск и часто бывал у нас в доме. Увидев меня в форме курсанта, он совсем не удивился, но стал горячо убеждать, что военная служба не моё дело и надо приложить все усилия, чтобы поскорее уволиться. О себе он говорить не стал, а только с какой-то безысходностью махнул рукой: мол, что обо мне говорить, и так всё видно, я человек конченный. Действительно, как я в последствии узнал, из армии его уволили за пристрастие к «зеленому змию». Прибыв домой в Краснотуранск, он окончательно спился и вскоре умер. Мне было искренне жаль этого молодого человека, который так никчемно закончил свою короткую жизнь.
Летний лагерь - не только учеба с занятиями на местности, где основной упор делался на выработку практических навыков, это и физическая подготовка и спорт, с большим процентом водных видов. Из практических занятий я упомяну лишь одно, которое было характерным в нашей учебе. Для выработки навыков действий на зараженной отравляющими веществами местности преподаватель организовал в одном из оврагов очаг заражения. Для этой цели в овраге была развернута палатка, где поддерживалась достаточно большая концентрация слезоточивого газа. Каждому из нас необходимо было подготовить защитные средства и прежде всего противогаз, зайти в палатку и выполнить несложную работу в течение 15 мин. Так как погода была безветренной, а палатка не удерживала газ, то в овраге была приблизительно такая же концентрация газа, как и в ней. Поэтому преподаватель предупредил, чтобы мы не снимали противогазы до выхода из оврага на открытую местность.
Все понимали серьезность занятия и к нему отнеслись со всей ответственностью, за исключением, пожалуй, одного - курсанта Я. Беспрозванного. Он всегда отличался тем, что в любом деле выискивал способы более лёгкого пути или увиливания от его выполнения. Вот и здесь он начал нас убеждать, что преподаватель нас специально запугивает газами в овраге, на самом деле там ничего нет, поэтому не стоит одевать противогаз и мучаться в нем, достаточно нос и рот закрыть носовым платком и всё будет нормально. Мы не поддались на его уговоры, а он, выйдя из палатки снял противогаз и прикрыв нос платком, стал выбираться на верх, но метров через 10-15 задыхаясь упал. Мы его вынесли из оврага и с помощью перепугавшегося преподавателя едва откачали.
Лето в Сибири всегда солнечное и теплое, зачастую даже жаркое, поэтому особой привлекательностью у нас пользовались занятия на р.Томь. Она совсем не похожа на Енисей. Это тихая, полноводная река, натужнокатящая свои тяжелые темные воды на север. Всем своим видом она показывала свою спокойную мощь, довольство своим положением и как бы манила каждого на свои живописные берега. Поплавать, провести время на её берегу - неописуемое удовольствие.
Частыми гостями в лагерном клубе были различные творческие коллективы и отдельные исполнители, в основном эстрады. Не всегда удавалось побывать на их концертах, но все же некоторых знаменитостей удавалось посмотреть и послушать.
Вспоминается в связи с этим забавный случай. В то время имена певцов эстрады Нечаева и Бунчикова были всегда на слуху и всем они хорошо были известны, как исполнители популярных песен. На их концерт, как и на другие подобные этому, направлялись только группы от частей*) и училищ, так как на всех желающих мест, естественно, не хватало. Мы сидели недалеко от сцены и начали спорить, когда вышли на сцену оба артиста, кто из них Бунчиков, а кто - Нечаев, так как до этого нам видеть их не приходилось. Решили, что маленький и щупленький, конечно, тенор Нечаев, а полный и высокого роста - несомненно баритон Бунчиков. Каково же было наше удивление, когда маленький запел густым низким баритоном, а высокий и полный - тенором. Пели же они современные, всем нравившиеся песни и их исполнение было великолепным.
Пролетел год и подошло время моего первого отпуска, которого я ждал с большим нетерпением. Поехал, естественно, к родителям. За этот год было заметно, как многое изменилось в жизни страны. Народ жил еще бедно - последствия войны устранялись не так быстро, как хотелось. Но повсюду можно было видеть, как быстро всё идёт к лучшему: строятся и переоборудуются промышленные предприятия; на селе всё больше и больше стало появляться техники; улучшалась работа транспорта; стало больше промышленных товаров, не говоря уже о продовольственных, которыми были заполнены многочисленные рынки, заполнялись ими и магазины. Изменились и люди. Они стряхнули с себя военную скованность, напряженность и как бы просветлели. Больше стало шуток, веселья; зазвучали мирные лирические песни.
Надо отдать должное целенаправленной работе в этом плане руководству страны, которое понимало, что в восстановлении и развитии экономики, следует рассчитывать только на внутренние ресурсы, не оглядываться на Запад и не просить у него помощи. Следствием этого, как известно, было то, что СССР отказался вступать в Международный валютный фонд (МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (МБРР), а в 1950 г - вышел из долларовой зоны. Всё это позволило решать свои проблемы самостоятельно. Для пояснения сути этих организаций - немного истории.
В 1944 году международная финансовая конференция в Брейтон-Буде (США) приняла решение перейти к доллару как мерилу стоимости всех валют. Там же были сформированы МВФ и МБРР, которые фактически стали -орудием экспансии американского капитала. Это отлично понимал И. Сталин и другие руководители страны. Заинтересованы ли были ведущие государства мира и прежде всего США в развитии экономики России и укреплении её мощи? Конечно нет. К сожалению в 90-х годах реформаторское руководство России втянуло страну в сферу деятельности МВФ и МБРР в надежде, что они нам помогут. Итоги этого альянса известны: полный обвал экономики, развал Вооруженных сил, обнищание страны и основной массы населения.
В послевоенный период политика была иной и государство не просило помощи у Запада, а восстанавливало свою экономику самостоятельно, рассчитывая только на свои возможности. В результате уже через три года после окончания войны, то есть в 1948 году, общий объём промышленного производства страны превзошел довоенный уровень, с невиданными темпами роста производства. А как развивалась социальная сфера? За шесть лет восстановления народного хозяйства было проведено 13 масштабных снижений цен и накоплен такой золотой запас, что его хватило на хрущевские эксперименты, брежневский застой, горбачевскую перестройку и начало ельцинских реформ. Убедительным примером могут служить цены на основные продукты питания:
______1946 г______________________1950 г
( в ценах 60-80 гг)
Хлеб ржаной 3 р 20 коп. 1 р 20 коп(12 коп)
Хлеб пшеничный 3 р 60 коп 1 р 30 коп (13 коп)
Мясо (говяжье) 32 р 13 р 45к (1р 35к)
Колбаса (докторская) 38 р 15 р 90 коп (1р 60к)
Масло сливочное 68 р 30 р 95 коп (3р10к)
Петр Самсонович и Екатерина Антоновна. 1947 г.
Многое изменилось и в нашей семье. Катя, закончив Красноярский Пединститут, была направлена работать в школу в г.Абакан, где вышла замуж за земляка из Беллыка, П.С.Красикова., а в 50-м году у них уже родился сын - Валера. Григорий в Красноярске тоже обзавёлся семьёй, женившись на И.Боровковой, которая в свое время училась в Краснотуранской школе на два года впереди меня. В том же пятидесятом у них родилась дочь - Тома. Родители не захотели оставаться вдали от детей и, продав свой дом в Краснотуранске, перебрались в Абакан. К тому же, помимо Кати, их настойчиво звали переехать сюда брат отца Федор и сестры Елизавета и Дора, которые жили здесь уже давно. А вскоре сюда перевели служить по линии МВД и Григория. Таким образом, вся семья сконцентрировалась в Абакане.
Григорий Антонович с семьей. 1950 г.
Скооперировавшись с Петром Самсоновичем и Катей, родители купили в Абакане полдома с небольшим приусадебным участком (огородом) и хозяйственными постройками, где можно было содержать в ограниченном количестве домашнюю живность, без которой они не мыслили свое существование. К тому же подсобное хозяйство для них было и существенным подспорьем, так как отец по инвалидности стал пенсионером, хотя и прирабатывал по специальности. Абакан в начале 50-х годов представлял из себя достаточно большой для Сибири и развивающейся город, с населением порядка 50 тыс.человек. В основном он состоял из частных одноэтажных домов и лишь в центральной части города были капитальные 2-х и 3-х этажные здания. Как город, Абакан считается молодым. До 1931 года - это село Усть-Абаканское, расположенное у впадения р.Абакан в Енисей. Оно возникло в 70-е годы 18 века. В 1929 году несколько в стороне была построена новая часть села, слившаяся с Усть-Абаканским. Таким образом был создан большой поселок, ставший городом. Сейчас Абакан уже не тот город, что был в 50-е годы. Это крупный административный и промышленный центр юга Сибири, связанный железнодорожным, автомобильным, речным и авиационным транспортом со многими регионами страны. Он разросся как по р. Абакан, так и по Енисею, включив в свои границы расположенные рядом села. Абакан - столица республики Хакассия, хотя лично я считаю эту «республику» искусственным образованием (в ней проживает порядка 10% хакассов); «автономная область», как она называлась в советские времена, более соответствовала бы своей сущности.Общегосударственную известность Абакан получил в результате строительства железных дорог: Абакан-Тайшет и Абакан-Новокузнецк, а также создания в этом районе топливно-энергетического и промышленного комплекса. К 90-м годам в Абакане уже было несколько заводов, фабрик и других предприятий, среди которых Вагоно-строительный комбинат в составе семи заводов. Если учесть, что рядом с Абаканом находятся шахтёрский город Черногорск (в 15 км) и г.Минусинск (в 25 км) с его десятком построенных в 70-80 годы заводов, две крупнейшие в стране ГЭС (Саяно-Шушенская и Маинская) на Енисее (в 40-50 км), Саянский алюминиевый завод, камвольный комбинат и др., то об Абакане действительно можно говорить, как о крупном центре топливно-энергетического и промышленного производства юга Сибири. Увеличилось и население Абакана до 100 т. чел.
К сожалению, в конце 90-х годов этот уникальный промышленно-энергетический комплекс оказался полуразрушенным. Только сырьевая его часть продолжает с натугой существовать.
Однако это уже история. Я же 1-го августа 1950 года получил отпуск. В училище начались каникулы. После годичной, достаточно жесткой казарменной жизни получить целый месяц свободы - это казалось чем-то сказочным. Очень хотелось съездить в родные места, к родителям, которые заждались меня и в частых письмах всё спрашивали, когда же я приеду.
Ехать до Абакана можно было только железной дорогой с двумя пересадками на станциях Тайга и Ачинск. По времени это около полутора суток. Сейчас уже можно ехать более близким путем: через Кемерово и Новокузнецк, по новой ветке на Абакан.
До Ачинска доехать было не сложно: по транссибирской дороге шло много поездов, а вот от Ачинска до Абакана добраться было сложнее, так как через него в этом направлении проходил в сутки единственный пассажирский поезд - Красноярск-Абакан, и преодолевал он это расстояние (около 400 км) за время чуть меньше суток. К тому же сесть на этот «долгожданный» поезд было не так-то просто: народу за сутки набиралось много, ведь он следовал по самой заселенной части Сибири. Но как-то бы ни было я без происшествий ранним утром прибыл в Абакан.
Города я не знал, поэтому, сдав чемодан в камеру хранения, пошел искать дом родителей. Оказалось, что живут они недалеко, всего в 15 минутах ходьбы от станции, по ул. Минусинской. Было теплое летнее утро. Солнце только начало всходить и улица была безлюдной, лишь отдельные жители - владельцы коров, выводили их со двора, чтобы отогнать в стадо, которое собиралось на окраине города. Подхожу к родительскому дому и вижу открывается калитка и из неё выходит наша корова Танька. Она окинула меня безразличным взглядом и остановилась, поджидая хозяйку. Стоим рядом. Наконец из калитки показалась мама. Меня она не узнала и, мимоходом взглянув, хотела уже идти.
- Здравия желаю! - сказал я шутя, прикладывая руку к пилотке.
Она с каким-то испугом посмотрела на меня и вдруг слёзы навернулись на её глаза и она успев только произнести:
- Ой, Витенька, сыночек, я так тебя ждала, - беспомощно опустилась на стоящую сзади лавку. Не было бы её мама наверное бы упала. Когда она очнулась из этого полуобморочного состояния, её радость была безмерной. Отпуск пролетел быстро. Его половину я провёл в родном мне Краснотуранске со школьными товарищами и друзьями. Вернувшись в Томск, узнал, что на учебу в институты прибыла новая партия земляков. Чтобы вызвать меня, они использовали постоянно действующую «телеграфную» связь между нашей казармой и общежитием университета. Это общежитие фасадом здания с балконами выходило в сторону нашего городка и стояло напротив нашей казармы в 150-200 метрах от неё. Еще с давних времён между ними наладилась связь с помощью азбуки Морзе, передаваемой руками: взмах одной рукой - точка, двумя - тире. Все эту азбуку знали и свободно переговаривались, заводили знакомства, назначали встречи, передавали различные известия. Многих эта беспроводная связь соединила на всю жизнь супружескими узами. Однажды на переговоры вызвали меня. Оказалось, что это землячка, поступившая в Университет. Она проинформировала о новостях и назначила встречу, взяв слово, что я буду. На эту встречу явилось всё краснотуранское пополнение томских ВУЗов. К сожалению не часто удавалось встречаться с земляками, тем более такими компаниями. Моя казарменная жизнь не давала возможностей на частые встречи: увольнение давалось только в выходные и праздничные дни и то не всегда, а в самовольные отлучки я не ходил. Поэтому чаще всего приходилось встречаться лишь с отдельными, наиболее близкими товарищами: Петром Трихиным (Политехнический институт), Николаем Семёновым (Институт Водного транспорта), Сергеем Волковым (Медицинский институт) и некоторыми другими.
Как ни быстротечно время, но учеба нам казалась бесконечной и мы не могли дождаться того момента, когда же она закончится и нам вручат золотые погоны. Наконец-то, такое время подошло. В конце июля 1951 года нам пошили по индивидуальным заказам и выдали офицерскую форму одежды: тёмно-зелёный китель с глухим стоячим воротом, тёмно-синие с красным кантом бриджи, хромовые сапоги, фуражку с бархатным черным околышем и другие предметы формы одежды. Выдали также комплект полевого обмундирования (хлопчато-бумажные гимнастёрка и бриджи). В общем, экипировали нас полностью в соответствии с положенными нормами довольствия. Осталось получить погоны с воинским званием и направление к месту службы.
В. Субботин и Н. Марченко. 1950 г.
Списки окончивших училище нарочным отвозились на подпись Министру обороны, который присваивал воинские звания и назначал на должности. На это по расчетам уходило 10-12 дней. Все эти дни мы были предоставлены себе. 6 августа 1951 года - торжественное построение выпускников. Начальник училища полковник Клочко объявил Приказ Министра Обороны о присвоении нам воинских званий и персонально вручил каждому из нас золотые погоны с двумя звёздочками «лейтенанта». Затем мы последний раз под звуки оркестра прошли торжественным маршем перед командованием Томского гарнизона и училища. Этим же приказом мы распределялись по Военным округам и Группам войск.Правом их выбора пользовались курсанты, окончившие училище по 1 и 2-му разрядам. Остальные , а это около 75% выпускников , распределялись волевым решением кадровых органов. Я закончил училище по 2-му разряду и имел право выбора любого Военного округа или Группы войск, в том числе и Группу Советских войск в Германии, которая считалась наиболее престижным местом службы. Но мы с В.Волковым заранее договорились ехать служить вместе, поэтому я выбрал Северную Группу войск, которая дислоцировалась на территории западной Польши, и, куда он имел возможность попасть. В последствии я об этом сентиментальном поступке сожалел, при том не из материальных помыслов, а чисто по служебным соображениям. А с В. Волковым нам всё равно не пришлось служить вместе.
Выпускникам выдали первое месячное офицерское жалованье и подъёмные (на обустройство по месту службы), равные той же сумме. Никто из нас до этого таких денег не имел. Самые большие суммы, которые мы знали, это денежное довольствие курсанта: на 1-м курсе - 35 руб, на 2-м - 50, на 3-м - 75. Правда мне Катя и Григорий высылали почти ежемесячно небольшие суммы, на которые я купил первые в жизни наручные часы «Победа», стоимостью 500 рублей. Поэтому, получив такие деньги, мы считали себя очень обеспеченными людьми, хотя в переводе на современные мерки, они были небольшими (двойной оклад был равен примерно 250 дол.) Но если их сравнить с окладом учителя или инженера низшей категории, то она была раза в два больше, чем получали они.
После объявления Приказа МО и торжественных мероприятий на плацу в конце дня в гарнизонном Доме офицеров , который размещался в одном из лучших в городе старинных особняков, состоялся выпускной вечер. Вновь испеченные офицеры в наглаженной форме и начищенных до блеска сапогах, расселись по 4 человека за столы, а командование - за большим общим столом. Были от души сказанные напутственные слова Начальника училища, начальника политотдела; пожелания и тосты командиров, преподавателей. Был хороший концерт артистов филармонии. В общем, вечер был праздничным, задушевным и запоминающимся. Много было выпито вина, но для некоторых этого оказалось недостаточно и они, чувствуя свободу и самостоятельность, добавляли отдельно так, что утром у них вид был далеко не респектабельным. После месячного отпуска все мы, кто ехал за границу, снова собрались в училище, чтобы отдельными командами (по Группам войск) и под руководством назначенных старших офицеров, направиться к местам службы. Прощай училище, где в быстром темпе пролетели два года. Для меня оно явилось не просто военным учебным заведением, но и большой жизненной школой. В нём я, парень из глубинного сибирского села, получил первые и очень нужные жизненные уроки, научился жить в коллективе, познал товарищескую сплоченность и взаимопомощь. В училище я приобрёл необходимые знания и первоначальные навыки военной службы. Важным можно считать и то, что мне удалось пожить в таком крупном административном, экономическом и культурном центре, как Томск, оказавшим, естественно, влияние на мой кругозор и жизненную позицию. Нашу группу в составе 11 человек сопровождал майор С. - командир курсантской батареи, человек недалёкого кругозора, но очень мнительный и злопамятный. В первый же день езды в поезде он дал всем понять, что наша дальнейшая служба будет зависеть от него, и для тех, кто с ним будет поддерживать хорошие отношения (угощать), он добьётся лучшего места для службы. Обсудив в своём купе его кредо, мы оценили его действия как аморальные, противоречащие чести офицера, и решили с ним не иметь ни каких контактов, кроме официальных. Не «просыхая» всю дорогу, он всё же пару раз напомнил нам о своей исключительной роли в нашей судьбе, но мы в ответ молчали и демонстративно отворачивались от него. Задабривали же его «бывалые» ребята - в основном уроженцы Москвы. Он им действительно помог: все шестеро в последующем получили назначение в зенитную артиллерийскую дивизию, где служба и продвижение были более благоприятными, чем в других местах СГВ.
Через полтора десятка лет, будучи подполковником, я служил в Управлении ПВО Московского военного округа, где встретил одного из главных доброжелателей «нашего» майора. По роду своей деятельности я помимо своих прямых обязанностей курировал в своем управлении вопросы кадров войск ПВО округа. Однажды мне позвонили из отдела кадров и попросили разобраться с капитаном, прибывшим для прохождения службы в округ, и порекомендовать, где его лучше использовать. По их мнению его следует уволить по выслуге лет, так как вакантных мест для таких как он (возрастных) в округе нет. Я согласился поговорить с ним.
После стука в дверь в кабинет вошел лысый, плотного телосложения капитан.
- Товарищ подполковник, капитан Ш. прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.
Я сразу узнал его. Хотя в училище мы общались мало, но за семь дней дороги хорошо присмотрелись друг к другу. Встречались по пару раз в году и на полигоне в Болеславице, где накоротке обменивались мнениями по службе, о стрельбах и порядках на полигоне, о знакомых. Он сделал вид, что меня не знает.
- Перестань дурачиться, - сказал я, выкладывай, что ты хочешь?
Он стал жаловаться на службу, на начальников, которые затирали и не ценили его работу.
- Мне бы на майорскую должность, чтобы получить звание, а старшим офицером можно и увольняться.
В общем, я ему помог. У него были неплохие характеристики и аттестован он был на выдвижение. Через год он уже был майором.
До Легницы, где был штаб Северной Группы войск (СГВ), из Томска можно было добираться с двумя пересадками: в Москве и Бресте. В Москву прибыли рано утром и сразу же с Ярославского вокзала перебазировались на Белорусский, где наш «дядька» объявил о том, чтобы мы никуда не отлучались, так как он намерен взять билеты на ближайший поезд до Бреста. Тем не менее «своих» он отпустил по домам. Поэтому, узнав, что вечером отправляется поезд на Брест, в котором была пара прицепных вагонов до Легницы, мы спокойно пошли посмотреть столицу.
Каждый из нас много слышал и читал о Москве. Что только стоят слова: «Москва, Москва, люблю тебя как сын, как русский...» Идя по улице Горького, мы с большим интересом рассматривали всё, что встречалось на пути к центру. Нас, провинциалов, удивляли огромные здания, массы куда-то спешащих людей с угрюмыми и замкнутыми в себя лицами, большое количество торговых точек, начиная с магазинов и кончая многочисленными ларьками - палатками, особенно у вокзалов; автомобили, автомобили... В последствии мне часто приходилось бывать в Москве, а с 1964 года, стать её жителем. Однако первые впечатления, особенно об отношении к человеку, никчемности личности в этом городе, оставили в душе горький осадок. С человеком здесь никогда не считались. Его могли обмануть при покупке товара, проезде в такси; обчистить карманы в гардеробе театра; нагрубить и оскорбить; на законные требования - получить бюрократический ответ или отказ. Особенно это усугубилось с началом 90-х годов. Если в советские времена на незаконные действия кого-либо можно было найти управу, то в период «реформ» и «демократии» ничего подобного уже добиться было невозможно.
Тем не менее в Москве 50-х годов ещё не было видно патологии сегодняшней столицы. Ныне в столице сосредоточена основная масса финансовых средств страны, а где деньги, там, как известно, процветает криминал. Он в лице торгашей - кавказцев, руководителей банков и средств массовой информации, возглавляемых лицами еврейской национальности, и правит бал. Может быть во времена Пушкина и Лермонтова Москва и считалась матерью для жителей России, то в конце ХХ века её в лучшем случае можно назвать мачехой.
Вот такие грустные мысли навеяли воспоминания о первой встречи с Москвой. Но не все, конечно, плохо в Москве. В ней есть очень много интересного и она, наверное, имеет какую-то притягательную силу и не отпускает от себя тех, кто с ней неоднократно встречался. Хотя меня Москва и не манила, но именно так со мной и получилось.
В общем, как у М. Цветаевой:
«Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси - бездомный,
Мы все к тебе придём»
Проезжая в поезде западную часть нашей страны, особенно от Смоленска, можно было ещё видеть многочисленные следы войны: груды искорёженной военной техники, свезённые к железной дороге; огромные воронки от взрывов, по-видимому, мощных боеприпасов; руины городов и разрушенные до основания вокзалы Смоленска и Минска; бедность населения. Но виден был и размах восстановительных работ.
Брест - пограничный город. Здесь более чем полусуточная остановка: таможенный досмотр и перестановка вагонов, следующих за границу, на другую ходовую базу, так как западная колея железной дороги уже нашей, российской: ширина нашей 1524 мм, а западной - 1435 мм. Такая перестановка вагонов проводится до сих пор, только все это сейчас механизировано, в результате времени тратится на перевод базы вагонов значительно меньше. Тогда же на это тратилось не менее 6 часов.
В Бресте нас встречали бывшие выпускники ТОКЗАУ, которые проходили службу в местном гарнизоне. Насколько я понял, они встречали в этот период многие поезда с целью повидать бывших однокашников, узнать последние новости из Томска и заодно посидеть с ними в ресторане.